Ян Линдблат - Белый тапир и другие ручные животные

Теперь все свободное время я тратил на животных и на более целеустремленные занятия жонглированием и акробатикой. В четырнадцать лет я победил на конкурсе жонглеров в «Параде молодых», организованном еженедельником «Векко-Ревюн» в Стокгольме, а на следующий год стал членом веселой бригады «Высотников» — так назывался отличный питомник самодеятельных артистов, созданный газетой «Афтонбладет».

И вот я — подумать только! — выхожу на старую арену «Цирка» со своим собственным номером. Я старался изо всех сил, и публика хорошо принимала пятнадцатилетнего артиста, который казался еще моложе. Возможно, я брался за слишком трудные трюки, мне случалось ронять кольца, мячи и булавы, но я тут же подхватывал их снова, и, наверно, мое рвение делало номер особенно забавным. Завершался он тем, что я делал горизонтальную стойку, «флюгер», на одной руке, опираясь на металлический шест, и одновременно держал на зажатой в зубах круглой палочке мяч; другой мяч лежал у меня на затылке, третий на пятках, на свободной руке вращалось кольцо, и сам я вращался рывками на опорной руке. Публика топала ногами и била в ладоши. Конечно, овации доброжелательных зрителей меня радовали, но, по правде говоря, я слегка робел от такого горячего приема. Из меня так и не вышло профессионального «любимца публики». Главным для меня всегда было поставить и отшлифовать номер так, чтобы я сам был доволен. Мне нравилось упражняться, добиваясь совершенства, но показывать трюки другим было мукой. И все же приходилось этим заниматься. Основательно поработав еще год, я в 1949 году добился почетного отзыва в ревю «Высотников», а затем пошли ежегодные гастроли в народных парках и других зрелищных предприятиях.

Я трудился как одержимый, поставив себе четкую цель — стать лучшим в мире жонглером, ни больше, ни меньше! Через два года я жонглировал восемью кольцами, это считается рекордом. Еще через несколько лет в мою программу входили четыре номера, которых больше никто в мире не выполнял. Вот один из них, я его до сих пор не забросил: на лбу стоит шест с мячом наверху, другой мяч балансирует на зажатой в зубах палке, вокруг одной лодыжки вращается большое кольцо, второе вращается вокруг колена в другую сторону, третье — вокруг локтя левой руки, а правая рука быстро жонглирует тремя кольцами. Задача осложняется тем, что еще надо вращать кольцо, надетое на канат, на котором ты балансируешь вместе со всеми атрибутами.

С этим вполне законченным эстрадно-цирковым номером я мог бы поездить по свету как артист, но меня почему-то нисколько не привлекала такая жизнь. Мне было важно убедиться, чего я могу добиться от своего тела. Заграница меня не очень манила, хотя приглашений хватало. Я еще не получил аттестата зрелости и к тому же мечтал об университете. Теперь-то я готов пожалеть, что трижды отказывался от гастролей в СССР по обмену между народными парками и советскими организациями. Советское цирковое искусство стоит на чрезвычайно высоком уровне, и я слышал, что оно пользуется в стране большим почетом. В Советском Союзе по праву считают, что цирковой артист, вкладывающий в свою профессию выдумку и годы напряженного труда, стоит вровень с солистами оперы и балета. К сожалению, в Швеции и других странах Запада недооценка циркового искусства привела к известному упадку. «Цирк — забава для детей», — вслух этого, быть может, не говорят, но думают так многие. А жаль, у этого вида искусства древние традиции, он славен примерами поразительного владения телом и полета фантазии. Надеюсь, паруса цирка дождутся попутного ветра.

Как бы то ни было, выступления летом в народных парках по субботам и воскресеньям и отдельные зимние ангажементы позволили мне заниматься в университете, не прибегая к займам, и еще оставались время и деньги, чтобы содержать многочисленных животных. Я мог спокойно посвятить свой досуг фаунистическим увлечениям, подвергая все новым испытаниям моих многотерпеливых родителей. Вообще-то предполагалось, что мои постояльцы ограничат сферу своей деятельности стенами моей комнаты, но на деле не всегда так получалось. Помню маленького ужа греческого происхождения, совсем безопасного, но окраской чем-то напоминающего гадюку. Моя мама не выносит гадюк. Между тем уж оказался специалистом по побегам из террариума. И когда мама находила его в гардеробе, на вешалке или в раковине, в квартире раздавалось такое сопрано, какого прежде не доводилось слышать ни мне, ни моей сестре, ни отцу — преподавателю пения.

Содержание экзотических змей тогда не было таким модным увлечением, каким оно стало в последние годы, — их попросту нельзя было достать. Конечно, находя на нашем островке ужа или гадюку, я несколько дней держал их в аквариуме, переделанном в террариум, но всерьез интерес к рептилиям пробудился у меня в тот день, когда в одном зоомагазине я увидел заколоченный ящик, источающий явственный запах змей. Этакий терпкий запах, отдающий тропической экзотикой. Я сравнительно дешево приобрел заманчивый ящик — как говорится, не глядя и на собственный страх и риск.

— Мы и сами не знаем, что в нем такое, — сказали мне. — У нас была выставка, это все, что после нее осталось.

Я вскрыл ящик в своей комнате и разместил его содержимое в двух больших террариумах, отнюдь не на радость маме. Несчастные змеи были еле живы после долгого заточения. Двух из них я так и не смог спасти, околели через неделю-другую, но остальные выжили. Тощие они были до того, что кости просвечивали. Одну из них я определил как большеглазого полоза Ptyas mucosus , вторая оказалась маленьким питоном, но пережившую вместе с ними заточение метровую черно-желтую красавицу я в доступных мне справочниках не нашел.

Я искупал всю троицу в теплой воде и постепенно снял ошметки кожи, которые остались после незавершенной линьки в сухой тюрьме. Сменив кожу несколько раз и хорошенько отъевшись, мои змеи стали чудо как хороши.

Кормить плотоядных животных довольно трудно, тем более змей, ведь они, как правило, едят только то, что ловят сами. Если вы держали мышей и с увлечением наблюдали их быт и нравы, душа не лежит скармливать их совам и змеям. Но ведь нет никакой возможности держать неограниченное количество бурно размножающихся грызунов; это особенно относится к научно-исследовательским учреждениям, где белых и других мышей тысячами разводят для экспериментов. Время от времени учиняют массовые казни, опуская мышей в сосуд с эфиром; я сам раза два наблюдал такую процедуру и предпочитаю этому способу внезапное нападение змеи.

Кнют [8] Кнют в скандинавских языках не только имя собственное, но и нарицательное; одно из значений — узел. — Прим. перев. , как я прозвал своего полоза за гибкость, не страдал отсутствием аппетита. В первый же раз он за один присест уплел шестнадцать белых лабораторных мышей! И бросался на них этот двухметровый великан так люто, что тотчас поражал насмерть. Через неделю он снова съел шестнадцать мышей, но затем потребление снизилось примерно до пяти в неделю. Глядя на полоза, и две другие змеи вскоре почувствовали аппетит.