Ян Линдблат - Белый тапир и другие ручные животные

Наш белый друг получил имя Бранку, что на португальском языке означает белый. Вторая кличка — Альбин, очень подходящая для альбиноса. Бранку благополучно перенес кризис и не причинял нам больше никаких хлопот. Новый член нашей стаи оказался существом благодушным и недалеким, попросту говоря — глуповатым. Впрочем, в этом и состояло его главное обаяние. Конечно, рядом с паукообразной обезьяной он выглядел дурачком, но сходство этого трогательного увальня с Винни Пухом делало его совершенно неотразимым.

Остальные зверята без особых возражений приняли тапира в свое общество, хотя в порядке клевания капибары и пекари поставили его на самое низкое место. Меня несколько встревожило, что некая анатомическая подробность на корме Бранку привлекла внимание Виа. Как бы выдра в погоне за знаниями не пустила в ход свои острые зубы! И в самом деле, однажды, когда Бранку рассеянно трусил мимо Виа, последовал мгновенный выпад, тапир взвизгнул и шарахнулся в сторону. Я с ужасом смотрел ему вслед — вся конструкция пропала!

К счастью, все обошлось, нежный орган вскоре опять показался. Бранку успел молниеносно втянуть его в складку на брюхе. Там, где в реках снуют острозубые пирайи, такое приспособление весьма полезно, даже необходимо.

Из того же джорджтаунского источника, который поставил мне Бранку, к нам затем поступил Бруно. И возраст был примерно тот же, но наряд такой, какой положен детенышу тапира — бурый в белую продольную полоску. Два малыша стали неразлучными друзьями. Интересно было смотреть, как белый тапир резко выделялся, а полосатый совершенно сливался с окружением, особенно у реки, где светлые ветки кустарника казались продолжением полос на теле детеныша. Вечером Бруно был практически невидимым, а Бранку буквально светился. Понятно, что хищник не пройдет мимо альбиноса…

С этой парой я тоже переговаривался. Тапиры, как молодые, так и взрослые, общаются тонким свистом, и наши малыши охотно отзывались на мой сигнал.

После того как я высмотрел участок, который получил название «райских водопадов», мы со всем нашим имуществом перебрались туда и зверей, конечно, взяли. Только пекари остались у Франсиско, уж очень он к ним привязался.

Название «райские водопады», право же, не гипербола. У прозрачной речушки, метрах в четырех над водой бригада индейцев макуси во главе с Атти построила для нас легкую хижину площадью 10 X 6 метров. Выше по течению пороги и небольшие водопады чередовались с широкими, тихими заводями, где рыбы было видимо-невидимо. Добычу Виа составляло что покрупнее, а мы любовались сновавшей перед носом у нас мелюзгой экзотических видов, которые экспортируются для аквариумистов во все страны мира. Великолепной рамкой служила для речки растительность — исполинские мора и другие деревья-великаны, обвитые различными лианами. Вокруг цветущих кустарников и деревьев порхало множество бабочек и колибри. Еще выше голубеющим задником вздымались к небу вершины Кануку.

На прежнем месте нас основательно истязали насекомые, здесь же, слава богу, не было ни комаров, ни анафемской мухи кабурра, которую я считаю куда более изощренным средством пытки, чем шведский гнус. Наслаждайся без помех ночным концертом насекомых без солирующих комаров, лишь где-то вдалеке звучат голоса потто и других родичей нашего шведского козодоя, а на их фоне выделяется территориальный сигнал очковой совы, словно кто-то выбивает дробь на полой колоде. Чарующий дикий звук этот очень подходил к купающимся в лунном свете дебрям.

На рассвете дискантовые голоса насекомых перебивались мощным хором ревунов, которые пели по нескольку минут кряду. Мягко звучал двусложный клич момота, лесные пастушки перебрасывались возгласами, словно играли в пинг-понг. Вот тинаму вплетает в концерт свой свист, похожий на человеческий, а там пора вступать коричневому дрозду и тукану токо. В гуще высоких древесных крон заиграл шумовой оркестр цикад; по ту сторону речушки, на низко нависших ветвях прыгают, как на батуте, синеспинные манакины, сопровождая прыжки стрекочущим дуэтом. В листве церопегии, негромко перекликаясь, снуют красногрудые котинги; трогон с красным брюшком и сизой спиной ловит насекомых перед хижиной; тихо жужжат колибри, обследуя раскрывшиеся утром цветки.

Нет, как ни рассказывай про эту музыку, слова не выразят того, что на самом деле слышит ухо! Недаром вместе с книгой «Мой зеленый рай» я выпустил в продажу пластинку, на которой представлены полсотни голосов из тропического хора.

Для Дени и меня это были незабываемые месяцы, пожалуй, даже «золотой век». Встречи с дикими и ручными животными запечатлевались в памяти упоительными картинами.

Когда солнце поднималось высоко над зеленым пологом, я обычно брал камеру для подводной съемки, и мы — Дени, я и выдра — плавали в рыбных заводях. Около лагеря Бруно и Бранку исполняли водный балет, чередуя надводные па с подводными. Капибары что-то грызли в прибрежных зарослях; в ветвях над ними предавались акробатике цепкохвостые паукообразные обезьяны; на земле три муравьеда изучали разветвленные ходы муравьев-листорезов. По-моему, нашим питомцам жилось хорошо — насколько может быть хорошо животным, разлученным с сородичами.

На фоне этого вольного сообщества бросался в глаза орел, привязанный к столбику. Какой контраст к описанному выше! Но позвольте объяснить, откуда появился узник.

Вскоре после рождества в нашем первом базовом лагере мы с Дени, к великому огорчению Виа, сели на ненавистный джип и куда-то укатили. Франсиско и его брат взяли на себя заботу о зверятах, пока мы знакомились с Даданавой — огромным ранчо в саванне, в одном дне езды от лагеря. Управляющим ранчо был тогда Стенли Брук, ныне известный сотрудник американского телевидения. Он держал трех представителей кошачьих — ягуара, пуму и оцелота. Хотя эти звери водились около нашей базы, я успел убедиться, что пытаться снять их в диком состоянии безнадежно, а потому договорился, что буду платить сто гайанских долларов в день и попытаю счастья с ручными животными. Почему «попытаю счастья»? Да потому, что пума признавала только Стенли, а когда на ранчо приезжали кинооператоры, удирала в лес. Я устроил два тайника у водопоя и получил кадры, которыми очень доволен.

Так вот, кроме кошек, у Стенли было два орла. Он приручил их и держал во дворе, где они были привязаны каждый к своему столбику. Один из них, что покрупнее, — гарпия, самый сильный орел в мире, с огромными лапами и когтями, — даже перелетал со столбика на руку хозяина, защищенную толстой кожаной рукавицей. Орел поменьше еще не смог преодолеть свой страх перед человеком. По словам Стенли, этот орел был подранен одним индейцем, но выжил. Американец думал, что покупает гарпию, а оказалось, что это чрезвычайно редкий гвианский хохлатый орел. Стенли задумал совершить турне по США с обоими орлами и с фильмами, которые он снял в Гайане. Чтобы публика своими ушами слышала взмахи могучих крыльев, орлы должны будут пролетать через всю аудиторию и садиться на руку лектора… Именно так другой американец, Джим Фаулер, использовал орлов, которых десятью годами раньше поймал сетью около гнезда менее чем в часе ходьбы от наших «райских водопадов».