Джеки Даррелл - Звери в моей постели

– Если тебе кажется, что ты мог бы сделать это лучше, почему бы не предложить Бибиси свой рассказ о Западной Африке?

– Так ведь это не то, о чем говорит Ларри.

– Конечно, но пусть это будет стартом, и ты хоть чтото заработаешь, – не сдавалась я.

– И вообще, что я такого могу написать для радио?

Я разозлилась.

– Знаешь, Джерри, не будь таким малодушным, сделай хотя бы одну попытку. С каким удовольствием я часами слушаю твои рассказы про африканцев и про зверей, которых ты ловил, попробуй поделиться своими наблюдениями с радиослушателями. Ну, обещай мне. Все лучше, чем просто сидеть тут и тухнуть.

Несколько дней мы не возвращались к этой теме, потом я услышала, как Джерри спрашивает Марго – не может ли ктонибудь из ее друзей одолжить ему пишущую машинку.

– У Джека, помню, есть старая машинка. Спроси его, когда появится, – ответила она. – Если он поймет, что ты надеешься чтото заработать с ее помощью, наверно, не откажет.

На Даррелла вдруг чтото нашло, он решительно не мог ждать, когда появится Джек, машинка требовалась ему немедленно. Прокат обошелся бы в 30 шиллингов за неделю, у нас не было таких денег, и пришлось расстаться с некоторыми книгами из библиотеки Джерри, среди которых были довольно ценные экземпляры. Эта операция подстегнула Даррелла, и он принялся делать коекакие заметки о своих африканских путешествиях, выбирая эпизоды, могущие пригодиться для радио.

– Нашел, – важно объявил он однажды утром. – Напишу про волосатую лягушку, как я поймал ее. Остается только узнать, сколько слов входит в пятнадцатиминутный текст.

– Наверно, это можно както выяснить.

Мы знали, что гдето в доме должен быть принадлежавший в прошлом Ларри "Ежегодник писателя и художника", и в конце концов миссис Даррелл обнаружила его среди книг, которые она взяла с собой, перебираясь к Лесли. Заключив себя в стенах нашей комнатушки, Даррелл принялся творить на пробу, и по мере того, как была готова очередная страница "Охоты на волосатую лягушку", она поступала ко мне на предмет одобрения и исправления многочисленных орфографических ошибок. Просто удивительно, как скверно было у членов семейства Дарреллов с правописанием, несмотря на то что они обучались в привилегированных частных школах. И миссис Даррелл по праву хвасталась, что пишет правильнее своих получивших дорогое образование чад, хотя сама она училась в маленькой американской школе в Индии.

История странной амфибии с длинными волосовидными сосочками на бедрах, которую Джерри нашел, поймал и привез в Лондонский зоопарк, настолько увлекла меня, что я с нетерпением ждала каждую новую страницу. Сберегая время и щадя пальцы Джерри, я разработала простой метод правки – печатала исправленные слова на липкой ленте и наклеивала на рукопись. Естественно, работенка была утомительная, но в конце концов это чертово сочинение было готово, оставалось только отправить его в Лондон, в Бибиси, и надеяться. Обычное наше внимание к поступающей почте приобрело особую остроту. Во всяком случае, для меня; Даррелл изображал полное равнодушие.

Однажды утром, невесть почему, Даррелл вдруг заявил:

– Почему бы тебе не постричься? Хватит тебе выглядеть наподобие беженки из Центральной Европы.

Не успела я оглянуться, как они с Марго затащили меня в ванную, вооружились ножницами и принялись кромсать мои роскошные волосы, не слушая возражения и не давая мне смотреться в зеркало. Они так беспощадно орудовали ножницами, что я почувствовала себя лысой. Наконец они остались довольны своим творением и позволили мне поглядеть на себя в зеркало. Я с удивлением обнаружила, что получилось совсем неплохо; позднее моя короткая стрижка стала популярной благодаря тому, что такую же прическу носила в одном из своих фильмов Одри Хэпберн. После многие уговаривали меня отрастить волосы, но Даррелл не желал и слышать об этом, и, глядя на свои старые фотографии, я вполне его понимаю.

А Лондон все молчал.

– Будто ты не знаешь, сколько раз Ларри возвращали его рукописи, – утешал меня мой дорогой супруг. – Так стоит ли связывать все свои надежды с какойто маленькой вещицей.

В конце концов пришел ответ, и не сухой отказ, а весьма милое письмо от некоего мистера Рэдли, который просил Джерри позвонить по поводу его рукописи. Мы помчались в дом Лесли, чтобы всем показать письмо и воспользоваться телефоном. И не поверили своим ушам: мало того, что сочинение Джерри очень понравилось, они собирались в ближайшее время дать его в эфир и хотели, чтобы автор сам прочитал свой текст.

Выступление Джерри прошло с большим успехом, его заверили, что он рожден для работы на радио, сказали, что готовы и впредь брать такие хорошие тексты. Но меня еще больше обрадовал чек на пятнадцать гиней, убедивший Даррелла, что в предложении Ларри и впрямь был известный смысл, стоит попробовать написать книгу о первом африканском путешествии. У Джерри было уже готово подходящее название – "Перегруженный ковчег", оставалось только сесть и творить.

И потянулись мучительные для нас обоих дни и ночи. Найдя, что сподручнее писать ночью, когда его никто не отвлекает, Даррелл перешел на ночной образ жизни. Это сильно осложнило наши взаимоотношения. Мы были заточены на ограниченном пространстве, я с моим чутким сном просыпалась от малейшего шума, но мы нуждались в деньгах, а потому надо было както приспосабливаться. Когда последние наши шиллинги были на исходе и пришлось вернуть прокатную пишущую машинку, явился дружище Джек и предоставил нам свою портативку, на которой и был завершен эпос Джерри. Поскольку эта машинка работала куда тише прокатной, я была вдвойне благодарна Джеку.

Даррелл корпел над книгой с усердием, какого я прежде за ним не замечала, каждое утро меня ожидала кипа листов для чтения и правки, и постепенно книга обретала законченный вид. Нас охватила лихорадка, и я снова поймала себя на том, что читаю с огромным увлечением – весьма удивительно, так как обычно сочинения про животных и путешествия вызывали во мне отвращение. Но тут передо мной было нечто совсем непохожее на все читанное прежде, и в мою душу стало закрадываться чувство, что мы можем неплохо заработать. А Джерри продолжал выдавать страницу за страницей, и стало похоже, что он задумал сравниться с "Унесенными ветром".

– Сколько слов должно быть в твоей книге, Джерри? – спросила я однажды утром.

– Ну, чтонибудь около шестидесяти тысяч.

– Так, может быть, мне стоит начать подсчитывать?

– Валяй, если тебе так хочется.

– Джерри, – обратилась я к нему несколько позже, – пора бы тебе закругляться, ты уже написал шестьдесят пять тысяч.

– Отлично, – ответил он. – Завтра утром получишь последнюю главу.