Гилберт Клинджел - Остров в океане

То, что я назвал у этих червей-цветов лепестками, на самом деле является органом, при помощи которого они захватывают свою микроскопическую добычу и подносят ее ко рту. Вся их жизнь сводится к тому, чтобы неподвижно сидеть на месте с распущенными щупальцами и терпеливо ждать, пока ток воды не принесет им какой-либо пищи. Обычно со словом «червь» у нас связывается представление о чем-то низменном и гадком; червяк для нас — это скользкая тварь, живущая под землей, в сырости и мраке. Однако почти все черви, населяющие коралловый риф в прибрежных водах Инагуа, необыкновенно привлекательны на вид — трудно сказать, почему. Уж не объясняется ли это тем, что быть некрасивым здесь, где все так и блещет красками, попросту говоря неприлично?

Морские черви были здесь не единственными существами, выдававшими себя за растения. Ярко-красные, изумрудно-зеленые, коричневые и бледно-лиловые губки облепляли скалы наподобие мха всюду, где только было возможно. Мшанки [54]подделывались под лишайники, кружевной вязью покрывая размытости на коралле и оголенные места на стеблях морских вееров. Однако перещеголял всех краб, прикинувшийся садом! Я обнаружил это, когда целый кусок дна вместе с замаскированными под растения животными и мхом вдруг снялся с места и, прошагав между двумя бледно-лиловыми горгониями, опустился за фут до того места, где он только что был. Если бы крабу не вздумалось прогуляться, я так и не заметил бы его. На спине он нес несколько небольших актиний, изящную пальчатую губку и пучок желтых морских водорослей.

Поднявшись по склону, я вернулся к своему укромному местечку между двумя коралловыми глыбами Прямо передо мной рыбы-попугаи сосредоточенно объедали водоросли со скал. Их было довольно много, и они группировались в зависимости от цвета — красного и синего, напоминая фантастически раскрашенное стадо коров. Я не случайно сравнил их с коровами, ибо они часами «пасутся» на скалах, соскабливая с них водоросли своими большими белыми зубами. В выражении их морд есть что-то коровье-тупое, а торчащие зубы придают всему их облику что-то лошадиное. Не успел я усесться, как всю стаю охватило необычайное возбуждение, и рыбы бросились врассыпную по норам и расщелинам в скалах. Я осмотрелся, желая установить причину переполоха: неподалеку, но уже вне пределов видимости, в толще воды на мгновение мелькнула какая-то огромная серая тень и снова растаяла в дымке. Трудно сказать, была ли это акула, во всяком случае она больше не появлялась, и вскоре все рыбы-попугаи опять как ни в чем не бывало жевали свою жвачку. Каким-то образом они почуяли опасность и поспешили скрыться от врага, хотя — странное дело — рыбы других пород не выказали ни малейших признаков тревоги.

Поведение рыб-попугаев давало ключ к пониманию жизни всего этого подводного мира: каждого повсюду подстерегали свои опасности, каждый питался кем-нибудь другим, кто был поменьше или послабее его. Камбала, окрашенная под цвет морского дна, морские черви и актинии, имеющие вид растений, краб, несущий на себе целый подводный сад, — все это были примеры обмана, имеющего целью облегчить защиту от врагов и добывание пищи. Даже неподвижные коралловые деревья не являлись здесь исключением, ибо миллионы крошечных полипов, наподобие кожи обтягивавших их желтые ветви, имели ядовитые щупальца для умерщвления добычи.

Мало-помалу я начал улавливать определенные закономерности, которым была подчинена жизнь всех живых организмов на рифе. Рыб, которые держались у дна, уже нельзя было увидеть среди тех, что сновали наверху, между ветвей коралловых деревьев. Среди группы придонных рыб выделялись три основные категории: жующие, которые подобно рыбам-попугаям и спинорогам [55]спокойно объедали зелень, тонкой пленкой покрывавшую скалы; снующие, которые подобно барабульке [56]безостановочно шныряли над самым дном, обшаривая его своими усиками, и, обнаружив лакомый кусочек, быстро перерывали песок и хватали добычу; и наконец стерегущие — к ним следует отнести камбалу, неподвижно лежащую на месте, зарывшись в песок, а также морского окуня и групера, которые сидят в укрытии, ожидая, пока мимо них не проплывет какой-нибудь незадачливый представитель первых двух категорий.

У морских окуней и груперов, невероятно толстых рыб с огромной, бездонной пастью, есть своя метода, быть может, самая лучшая. Я обнаружил это совершенно случайно, наблюдая за двумя золотистыми рыбками. Они медленно проплывали мимо логова морского окуня, как вдруг одна из них бесследно исчезла — просто взяла и исчезла, словно растворилась в воздухе, вернее сказать, в воде. У меня даже дух захватило от изумления: морской окунь не шевельнул ни единым плавником, и все же я готов был поклясться, что собственными глазами видел, как рыбка исчезла в его пасти. Я стал терпеливо выжидать, пока появится очередная жертва, и она вскоре появилась. Это была рыбешка с желтым хвостиком. Она прошла мимо норы на расстоянии трех футов, остановилась у морского веера и двинулась обратно. Это ее и погубило, ибо она слишком близко подплыла к норе; челюсти окуня разомкнулись, и желтохвостая рыбка была моментально втянута в его пасть. Тут только я понял, в чем дело: морской окунь действовал по принципу пылесоса! Я видел совершенно отчетливо, как он широко раздул свои огромные жабры, засасывая ртом воду, затем челюсти захлопнулись, и рыбки как не бывало.

Между дном и поверхностью океана, среди коралловых деревьев плавали уже совершенно другие рыбы. Здесь было засилье «сержант-майоров» [57]— небольших рыб, испещренных черными и желтыми полосами наподобие красно-белых, окрашенных по спирали столбов, что можно видеть у нас возле парикмахерских. Они сновали между коралловыми ветвями вперемежку с лунными рыбами (этих было гораздо меньше), ярко-синими тангфишами (их было великое множество) и лазурными бо-грегори. Бо-грегори было очень немного, зато они были здесь самыми смелыми и боевыми рыбками и даже закрепили за собой некоторые участки рифа, защищая их как свою неприкосновенную территорию. Я видел, как один из тангфишей — эти рыбы удивительно напоминают плоские синие тарелки, которые каким-то чудом обзавелись плавниками и пустились вплавь по подводному царству, — отважился подплыть слишком близко к коралловой ветке, облюбованной маленьким бо-грегори. Распушив плавники, малютка яростно накинулся на рыбу-тарелку, значительно превосходившую его по размерам, и та, к моему удивлению, пустилась наутек.

Несколько минут спустя я увидел, как тот же самый бо-грегори отважно атаковал испанскую макрель, которая была раз в двадцать больше его и имела на вооружении длинный ряд острых зубов. На морде макрели — я готов поклясться в этом — появилось обиженно-испуганное выражение, но и она, подобно рыбе-тарелке, постыдно очистила поле боя. Однако я удивился еще более, когда, скользнув наверх, макрель как ни в чем не бывало слопала сверкающую серебром атеринку, [58]которая прохлаждалась у самой поверхности воды, занимаясь своими делами. Тем не менее урок на тему «что могло бы случиться», по-видимому, не оказал на бо-грегори никакого впечатления, ибо немного спустя он уже деловито изгонял из своих владений очередного захватчика.