Джеймс Кэрвуд - По волчьему следу

Нипиза прижалась спиной к противоположной стене и замерла. Мак-Таггарт мог слышать, как она дышала. Он придвинулся к ней на полшага.

— Нипиза, — сказал он, — я хочу, чтобы вы были моей женой.

Она не ответила. Он увидел, что силы ее уже оставляли. Она приложила руку к горлу. Он выступил еще на два шага вперед и остановился. Он никогда еще не видел таких глаз, даже тогда, когда смотрел на страдания других женщин, никогда еще ему не доводилось быть свидетелем такого смертного ужаса, каким светились ее глаза. Да, это был настоящий ужас! Это было нечто даже большее, чем ужас, потому что сдержало его. Он снова сказал:

— Я хочу, чтобы вы принадлежали мне, Нипиза. Здесь, сейчас же, вот сию минуту, чтобы завтра утром вы уже отправились со мною в Нельсон-Хауз и оттуда в Лакбэн уже навсегда.

Последнее слово он произнес с особым нажимом.

— Навсегда, — повторил он. — Не так, как это было с Мари. Ее уже нет. Она отправлена к своим родным.

Он не собирался церемониться. Наоборот, настойчивость и решительность вспыхнули в нем с новой силой, когда он увидел, что ее тело стало сползать со стены к полу. Она была бессильна. Она была в его власти вполне. Зачем тратить попусту время на слова? В особенности теперь, когда он так определенно дал ей понять, что она будет принадлежать ему навсегда. Ведь скрыться ей от него все равно некуда. Пьеро ушел. Бари убит. Они одни, и дверь заперта.

Ему пришло на ум, что ни одно живое существо не смогло бы так быстро увернуться от него, когда он протянул к ней руки, чтобы ее ухватить, как она. Не издав ни малейшего звука, она проскочила под одной из его протянутых рук. Он со своей стороны сделал резкое движение и схватил ее за волосы. Она вырвалась, волосы с треском оборвались, и она бросилась к двери. Она откинула назад засов, но в это время он догнал ее и крепко обхватил ее обеими руками. Затем он повлек ее от двери в глубину комнаты. На этот раз она стала кричать, в отчаянии звать к себе на помощь Пьеро, Бари и просить какого-нибудь чуда, чтобы оно ее спасло. Она извивалась в его руках и чем больше не давалась ему, тем более старалась исцарапывать ногтями его лицо, а он так сжимал ее в своих ужасных объятиях, что у нее трещала спина. Теперь уж она не могла его видеть совсем. У нее растрепались волосы. Они покрыли ей все лицо и грудь и стали запутываться у него в пальцах, а она все билась и не отдавалась ему. В этой борьбе Мак-Таггарт оступился о тело Бари, и оба они полетели на пол. На несколько секунд Нипиза высвободилась от него и могла бы добежать до двери. Но и тут ей помешали ее волосы. Она остановилась на мгновение, чтобы отбросить их назад, но Мак-Таггарт уже опередил ее и стоял у двери уже сам.

На этот раз он не запер ее, а так и остановился около нее, все время глядя ей в лицо. Его собственное лицо все было исцарапано и в крови. Теперь уж это был не человек, а дьявол. Нипиза еле держалась на ногах и тяжело, со стонами дышала. Она наклонилась и подняла с пола полено. Мак-Таггарт заметил, что силы оставили ее почти совсем.

Она замахнулась на него поленом, когда он подошел к ней опять. Но в своем любовном безумии он позабыл всякую осторожность и страх. Он бросился на нее, как зверь. Но и на этот раз судьба оказалась против нее. Когда она уже готова была поразить его в голову, он быстро отскочил назад, и полено зря пролетело в воздухе и упало на землю. Тогда он схватил ее опять за волосы. Она успела поднять полено с пола, и пока он, точно в железных клещах, снова сжимал ее в своих объятиях так, что она кричала от боли, полено бесполезно перелетело через его плечо и опять упало на пол.

Напрасно она старалась теперь не отбиваться от него и не бежать, а только иметь возможность вздохнуть хоть немножко глубже. Она попробовала было вскрикнуть, но ни малейшего звука не вырвалось у нее из груди. Все туже и крепче сжимались руки фактора, и, точно молния, в голове у Нипизы вдруг промелькнула картина, когда на нее свалилась скала и чуть не раздавила ее насмерть. Но руки Мак-Таггарта сжимали ее крепче, чем скала. Они ломали ей спину, от них трещали ее кости. С диким криком торжества он разжал свои объятия и повалил ее на пол, и ее волосы волнами рассыпались у нее вокруг головы. Глаза у нее были еще полуоткрыты. Она кое-что еще сознавала, но была уже беспомощна.

Он стал громко смеяться, и, пока он смеялся, вдруг неожиданно, сама собою отворилась дверь. Неужели это от ветра?

Он обернулся.

В открытой двери стоял Пьеро.

Этот страшный промежуток времени, такой коротенький, если считать его по биениям человеческого сердца, протянулся в маленькой хижине у Серого Омута на целую вечность, ту вечность, которая всегда стоит между жизнью и смертью и которая в обыденной человеческой жизни измеряется всего только какими-нибудь двумя-тремя секундами, тогда как ее следовало бы определить безграничными пространствами времени.

В такие именно секунды Пьеро стоял в дверях, не двигаясь с места. Мак-Таггарт, со своей стороны, не зная, куда девать свою тяжелую ношу, тоже стоял как вкопанный. Но Нипиза широко открыла глаза. Конвульсивная дрожь пробежала и по телу Бари, валявшегося у стены. Было тихо так, что можно было бы услышать, как пролетела муха. А затем в этом напряженном молчании вдруг раздался тяжкий стон Нипизы.

Тогда к Пьеро вдруг вернулась жизнь. Как и Мак-Таггарт, он оставил шубу и рукавицы у входа. Он заговорил, но это был голос уже не его. Он изменил ему.

— Слава богу, мосье, что я вернулся вовремя, — сказал он. — Я тоже шел обходным путем, держась на восток, и вдруг наткнулся на ваши следы, которые привели меня сюда.

Нет, это был голос совсем не Пьеро! Дрожь пробежала по телу Мак-Таггарта, он выпустил из рук Нипизу и стал пугливо озираться по сторонам.

— Не правда ли, мосье? — продолжал Пьеро. — Я попал как раз вовремя?

Какая-то сила заключалась в этих словах, а может быть, и наваждение великого страха, потому что Мак-Таггарт виновато опустил голову и чуть слышно ответил:

— Да, вовремя.

Это был не страх. Это было нечто большее, нечто более всесильное, чем простой страх. А Пьеро продолжал все тем же страшным голосом:

— И слава богу!

Глаза одного сумасшедшего встретились с глазами другого. Между ними была смерть. Оба увидели ее чуть не воочию. Обоим показалось, будто каждый из них увидел, на кого именно она указала своим костлявым пальцем. И каждый был уверен, что не в него. Мак-Таггарт не протянул руку к револьверу, и Пьеро не коснулся своего ножа, висевшего у него на поясе. Когда они подошли один к другому вплотную, горло к горлу, то вместо одного зверя теперь их оказалось двое, потому что озверел на этот раз и Пьеро. Он ощутил в себе силу и ярость волка, рыси и пантеры.