Игорь Акимушкин - С утра до вечера

Иногда птицы замирают одна перед другой, вытянув вверх шеи и прижав клювы к груди, словно показывают красные шапочки на темени. Крылья слегка приподняты. Затем поднимают и головы, так что клювы смотрят теперь в небо, и пронзительно кричат.

Обычно же хореографические дуэты совершаются в полной тишине. Но когда танцует вся стая, журавли подбадривают себя криками.

Если какая-нибудь птица кивками приглашает партнера на бал, другие танчо, мирно пасущиеся на болоте, часто окружают их и тоже начинают прыгать. Иногда танцует сразу целая дюжина журавлей. Одни исполняют весь танец, другие делают лишь несколько ленивых прыжков, третьи стоят и смотрят, четвертые, те, что находятся далеко от танцоров, собирают в поле зерна или чистятся без всякого внимания к ним. Но те, что поближе, не могут удержаться, чтобы не сплясать. «По-видимому, — пишет один зоолог, — на журавлей танец действует так же заразительно, как на нас смех».

Танцевальному искусству молодым журавлям не приходится учиться у стариков, они рождаются «обученными», с полным знанием всех фигур и пируэтов. Живший в неволе крошка журавленок, пишет Кейт, пяти дней от роду уже умел выделывать журавлиные батманы — высоко прыгал, лягая ногой. А также кланялся и подбрасывал к небу разные предметы. Он никогда не видел, как танцуют другие журавли.

Токующие птицы в своих странных телодвижениях и в паузах между прыжками, замирая на миг, принимают разные позы, часто уморительные, но всегда необычные и хорошо заметные.

Эту цель они и преследуют — обратить внимание самки.

Иногда самка тоже особым движением показывает, что предложение самца принято и он может рассчитывать на взаимность.

Самка кулика шилоклювки скрепляет «брачный договор» с самцом особым символическим жестом: нервно чистит клювом свое отлично уже вычищенное оперение. Это ее своего рода «подпись» под брачным предложением, которое самец преподносит ей в виде токового ухаживания.

У некоторых птиц самцы и самки окрашены совершенно одинаково. И по голосу их трудно различить. Тогда бывает, что самцы удостоверяют свой пол различными преподношениями, а самки — принятием дара.

Поймав рыбку, крачка-самец держит ее в клюве и идет по отмели. Крачка, которая возьмет у него рыбку, тем самым как бы подпишет брачный контракт. Иногда самец не сразу отдает свое преподношение: не отпускает рыбку, а самка тянет ее к себе. Так они играют.

Пингвины адели дарят предполагаемым дамам всевозможные камешки, которые складывают кучками у их ног. Если дар принят, значит, даритель не ошибся: перед ним та, которую он искал. И кучки гальки служат теперь заявкой на гнездо.

Другая пара не займет отмеченного ими места.

Чайки и галапагосские бакланы, когда идут сменить партнера на гнезде, приносят ему в клюве пучок травы или водорослей. Странный инстинкт, разгадать происхождение которого не очень просто.

Но еще труднее понять смысл таинственных манипуляций с разного рода принесенными издалека предметами у других птиц — шалашников, или беседочниц, о которых я уже рассказал.

Всю осень и зиму серебристые чайки живут стаями — вместе ищут разную живность на морских отмелях, вместе кочуют, вместе спят, когда застает их ночь.

Если попробуете к ним подойти, то вся стая сразу замирает. Птицы перестают есть, вытягивают шеи и смотрят на вас внимательно. Вдруг одна из них с криком «га-га-га» машет крыльями и взлетает. Это тревога! И сейчас же вся стая снимается с места.

Весной чайки разбиваются на пары. Каждая пара внутри территории, занятой всей колонией, выбирает свой собственный участок и «столбит» его, много раз облетая кругами.

Не все, однако, чайки быстро делают свой выбор: многие долго еще держатся общей компанией, образуя своего рода «клуб холостяков».

У чаек обычно самка ухаживает за самцом, предлагая ему соединиться в законном браке. Она в странной позе, пригнувшись, закинув назад голову и вытянув вверх клюв, мелкими шажками прохаживается перед ним. Самец быстро пленяется. С гордой осанкой ходит вокруг нее, задирая по пути других самцов в «клубе», которые, по его мнению, подошли слишком близко. Вдруг с победным криком он улетает, самка спешит за ним, старается не отстать.

Приземлившись где-нибудь неподалеку, они продолжают флирт. Самка теперь проявляет хорошее расположение к избраннику тем, что просит покормить ее. И для этого есть особая поза: она приседает и машет головой вверх-вниз. Самец отрыгивает пищу (он и птенцов так кормит), а невеста жадно ее глотает, хотя только что плотно «поела» и совсем не голодна. Это любовная игра, а не настоящее кормление голодной птицы. Условный ритуал, символизирующий смысл их союза, — совместное выкармливание птенцов.

Изо дня в день повторяют они эту игру и вскоре так привязываются друг к другу, что, кажется, и жить в одиночестве больше не могут.

И тогда строят гнездо. Выбирают укромный уголок и делают на него заявку: птица садится на то место, где потом будет гнездо, и вертится здесь, и скребет землю лапами. Теперь молодожены могут спокойно лететь за мхом и веточками, которыми выложат ямку в земле: никто из стаи в их отсутствие не займет облюбованный ими клочок земли. Он помечен.

В перерывах между рейсами за стройматериалом самец и самка, если им не мешают, «целуются»: встав нос к носу, с негромким мелодичным криком кивают головами, почти касаясь клювами.

А когда мешают, оба сильно гневаются. Самец бежит к чужаку с видом очень сердитым. Но дело до драки обычно не доходит, ограничивается лишь демонстрацией силы, которая убеждает непрошеного гостя, что он здесь лишний и лучше ему убраться восвояси.

У серебристой чайки три угрожающие позы. Когда самец не очень рассержен, он вытягивается вверх, приподнимает крылья и идет с воинственным видом к противнику, напрягая все мускулы. Если это врага не остановило и он продолжает углубляться в чужую территорию, то законный ее владелец подбегает к агрессору и перед самым его носом со сдержанной яростью вырывает из земли пучки травы. Рвет и бросает. Рвет и бросает. Это самая страшная угроза! Последнее серьезное предупреждение. Оно «леденит» кровь нарушителя границ, который немедленно ретируется.

Когда самка и самец встречают в своих владениях другую пару, они предупреждают ее о том, что место здесь уже занято, очень странной церемонией. Приседают — все это в паре, голова к голове, — вытягивают шеи вниз, хрипят, словно подавились. (Они и в самом деле давятся своими языками!) Вид у них уморительный, но зарвавшихся соседей он не веселит. Чужаки быстро поворачивают и ищут для своих прогулок «подальше закоулок».