Иосиф Халифман - Пароль скрещенных антенн

Но этому исследователи научились много позже, а вначале, как мы уже говорили, все приходилось делать и учитывать на глаз.

В одном опыте меченые четырьмя разными красками пчелы летали с четырех кормушек, расставленных к северу, востоку, югу и западу в нескольких метрах от стеклянного улья.

Никакого порядка в посещении кормушек пчелами установить не удалось. Одних и тех же сборщиц можно было видеть то на северной кормушке, то на восточной, то на южной или западной. И в улье все вели себя одинаково, совершая круговые танцы. Но вот тот же опыт повторили, расставив кормушки в четверти километра от улья. Здесь сразу стало ясно, что сборщицы привязаны к «своим» кормушкам.

А в улье они вели себя по-разному. Меченные белой краской пчелы, с южной кормушки, прилетев на соты, виляли брюшком, пробегая вверх головой; меченные красными точками, с северной кормушки, — вниз головой; пчелы с желтыми метками, с восточной кормушки, начинали вилять брюшком, пробегая в танце влево, а зеленые, с западной кормушки, — вправо.

Так выглядели танцы сборщиц с утра.

Но со временем и белые, и красные, и желтые, и зеленые пчелы изменяли характер танца, причем, как впоследствии выяснилось, он менялся соответственно положению солнца, которое служит главной вехой и компасом, главным ориентиром в полете.

Так в конце концов было установлено, что, если добыча находится совсем близко от улья, вернувшаяся со взятком пчела совершает круговой танец, который на человеческий язык можно бы перевести приблизительно так:

«Гей, пчелы! Совсем близко есть хороший корм. Поищите его вблизи улья — вы легко найдете! Нечего сидеть дома сложа крылья, когда вокруг ждут цветы, полные душистого и сладкого нектара!»

А если добыча находится подальше, пчела прилетевшая с полным зобиком, начинает выписывать на сотах восьмерку, танцуя с разной, в зависимости от условий, скоростью и по-разному производя виляние брюшком. Теперь танец означает примерно следующее:

«Есть взяток! Лететь придется далековато. Повторите за мной движения! Присмотритесь, с какой скоростью и в какой позиции выписываются восьмерки. Получите путевку и собирайтесь в дорогу, пока солнце не изменило положения и не спутало вам все карты. Вы летите, а я побегу, позову еще других. Корма там уйма — и отличного!»

Но, конечно, не всякая пчела, прилетевшая со взятком, танцует в улье. Сборщица танцует, когда корма достаточно. Чем обильнее источник взятка, тем дольше, тем усерднее танец, тем больше пчел вызывает он в полет.

А если корма мало и он доставался пчеле с трудом, то она, вернувшись в улей и сдав добычу приемщицам, танцевать в улье и звать за собой других не станет, хотя сама и может отправиться на старое место.

Пчела выглядит в описанных опытах в высшей степени находчивой и умной. Но разве не так же находчива, не так же умна, например, собака, страдающая от глистов и инстинктивно поедающая глистогонное растение — чернобыльник, который она находит на лугу среди множества различных растений?

Долгое время многие специалисты наотрез отказывались допустить, что именно характерные движения пчел на сотах являются вербовочным танцем, высылающим новых сборщиц к месту взятка.

Ученые убеждают скептиков разными способами. Об одном из них стоит сказать подробнее.

Инженеры соорудили небольшое, размером 1 сантиметр, подобие пчелы, которое можно вводить в улочку между сотами, где кишмя кишат пчелы. «Механическая пчела» через тонкую изолированную проволочку связана с генератором, с помощью которого можно по желанию изменять частоту и размах виляний, производимых «брюшком». И вот, едва опытники заставили механическую пчелу воспроизводить на сотах некоторые движения танцующих сборщиц, пчелы немедленно окружили ее, стали следовать за ней, как они это делают обычно, когда танцуют настоящие пчелы. Вскоре завербованные механическим танцем пчелы начали вылетать из улья в поисках корма.

После того как тело механической пчелы, танцующей от генератора, стали пропитывать пахучими веществами, удалось снова показать, что танец надушенной пчелы действительно информирует вербуемых сборщиц о точном местоположении корма.

Пожалуй, все наиболее важные открытия, расшифровавшие сигнальное значение пчелиных танцев, сделал за последние годы немецкий биолог профессор Карл фон Фриш. Он уже давным-давно совершенно потерял слух. Пчеловоды шутят по этому поводу:

«Слепой Гюбер увидел в улье больше, чем все зрячие, а глухой Фриш услышал то, о чем и люди со слухом не подозревали: он узнал, как пчелы между собой переговариваются!..»

Однажды на пасеку профессора Фриша приехал один иностранный ученый, решивший на месте проверить все, что говорится о танцах сборщиц.

Исследователь привел иностранца к своему стеклянному улью и, объяснив, как расшифровывать фигуры пчелиных танцев, сказал:

«Я ухожу, а вы проделайте, что я сказал, и определите сами по движениям пчел, где — на каком расстоянии от улья и в каком направлении — находятся кормушки, с которых прилетают меченые танцовщицы».

Фриш удалился, а гость, растерянный и сконфуженный, остался один на один с пчелами, многие из которых танцевали на сотах.

Потом, вооружившись транспортиром, он стал измерять углы, образуемые направлением прямых пробегов, которые сборщицы совершали между кружениями.

«Можете себе представить мою гордость, — писал впоследствии гость в отчете о своей поездке, — когда оказалось, что я с первого раза нашел все кормушки, местоположение которых мне было подсказано только особенностями движений танцовщиц».

ПУСТЬ на какой-нибудь лесной лужайке зацвела малина. Цветки ее незаметные, скромные, можно сказать, серенькие.

А вокруг малины бушует половодье огненно-желтых лютиков и одуванчиков, доцветающих пурпурно-красных смолок и зацветающих дербенников, розовых кукушников и осотов, небесно-синих колокольчиков, снежно-белой кашки.

Почему же не разбегаются у пчел тысячи ее фасетчатых глаз при виде всех этих богатств? Почему равнодушно пролетают они над этой пестрой и живой палитрой луга, каждый уголок которого настойчиво зовет их яркими красками и головокружительно сильным ароматом? Почему так уверенно опускаются сборщицы на малину, у которой цветки, собственно, и назвать трудно цветками — так мало они привлекательны?

Однако же мы видим, что завербованные пчелы без колебаний выбирают на цветущей лужайке именно скромную малину, другие летят на смолку, третьи — на колокольчики, хотя они особой медоносностью не отличаются.

Если на сотах танцует сборщица, прилетевшая с эмалированной, или фаянсовой, или стеклянной кормушки, заполненной душистым сладким сиропом, то пчелы, завербованные в гнезде ее танцем, разыщут кормушку в самой густой заросли цветущих трав и опустятся не на цветки, которых вокруг может быть сколько угодно, а на плошку, хотя она вообще ни на какой цветок не похожа и никаким цветком не пахнет.