Анатолий Рождественский - На поиски динозавров в Гоби

Мы пробивались от колодца к колодцу, иногда делая за день всего несколько десятков километров. "Великий" обход Кара-Кумов мы закончили, выйдя на Каракумский канал, километрах в 100 от города Корки. Здесь мы и остановились на день, чтобы отдохнуть.

Утром, подойдя к каналу, я залюбовался спокойно плававшими, будто в аквариуме, рыбами, как вдруг услышал около своей ноги шипение. Оглянувшись, я увидел небольшую, сантиметров 40, змею светло-серого цвета с темными поперечными кольцами. Она, шипя, медленно раскачивала поднятой головой. Моей первой мыслью было, что это бунгарус — необыкновенно ядовитая змея, обитающая в Южном Китае. Именно бунгарус характеризуется черными поперечными кольцами, резко выделяющимися на ярко-желтом или белом фоне тела (два вида). Но откуда же здесь, в Средней Азии, бунгарус? Пока я устанавливал систематическую принадлежность змеи, шея ее раздулась, и я понял, что это — молодая кобра, сохраняющая в "детстве" расцветку бунгаруса, с которым она состоит в родстве. Это открытие было, конечно, не намного лучше, так как даже и молодая кобра сильно ядовита. Ее "благородное" шипение и раздувание воротника, предупреждавшие о готовности напасть, заставили меня отступить.

В этот год мы так же успешно, как и в прошлый, продолжали раскопки на Кансае. Снова ежедневно добывались десятки и сотни костей динозавров, крокодилов и черепах, хотя по-прежнему но попадалось скелетов пли полных черепов.

Лагерь наш, как и раньше, стоял все в том же крохотном ущелье на маленьком ручье. Я облюбовал для своей палатки постоянное место около крупных камней. Вначале, когда ночи были теплые и даже душные, я обычно вместо палатки натягивал только тент. Когда я ложился спать, мне было слышно, как в камнях кто-то шуршит, и я высказал предположение, что рядом со мной живет большая змея, по, конечно, никто мне не верил, хотя змеиную линьку в камнях на территории лагеря мы находили. Каракуртов, которых так боится местное население (и не без основания), мы тоже не видели, а к фалангам, которые время от времени появлялись, все относились довольно спокойно. Только как-то однажды на раскопке мы наткнулись на эфу — небольшую (сантиметров 60–70), по достаточно ядовитую змею. Правда, она тотчас же ушла, моментально зарывшись в носок. Этим, пожалуй, и исчерпывались паши встречи с ядовитыми животными.

Но вот пришло время снимать лагерь. Я стал потихоньку собираться в своей палатке. В дальнем углу, за вьючником, у меня лежал рюкзак, который мне теперь понадобился. Я протянул назад руку и, потащив рюкзак, услышал шуршание. Хотя я к нему и привык уже — и вечером, и ночью оно постоянно слышалось в этом углу по крайней море в течение двух недель, с тех пор как стояла палатка, но на этот раз я инстинктивно оглянулся — вдоль стенки палатки, направляясь к выходу, неспеша ползла большая, толстая грязно-серого цвета змея. Голова ее скрылась за другим вьючником, стоявшим в переднем углу палатки, и я подумал сначала, что это полоз, т. о. совершенно безобидная, хоть и крупная, змея. Так как стало уже смеркаться, я взял фонарик и свой геологический молоток, рассчитывая прижать им голову змеи, прежде чем схватить рукой. Но едва я вышел и обернулся, посветив назад фонариком, как увидел обращенную на меня тупую треугольную морду с злобными глазами. Змея, около полутора метров длиной, свернувшись кольцом, подняла голову, явно готовая броситься на меня в ближайшее же мгновение. "Гюрза!" — пронзила меня страшная догадка.

Пожалуй, эта змея, обладающая очень сильным ядом и большими ядовитыми зубами, способными пробить толстую одежду и обувь, представляет большую опасность, чем кобра, потому что она действует очень стремительно и агрессивно, если ее побеспокоили или перешли дорогу. Я по неосторожности сделал и то, и другое. Однако змея, живя долго бок о бок со мной, возможно, привыкла ко мне, в какой-то мере убедившись в моей безвредности. Во всяком случае, она дала мне беспрепятственно выйти из палатки. Но поймать ее не удалось — змея ушла в свои камни.

В 1966 году в конце июля Н. Н. Ворзилин сообщил, что нашел в Восточной Фергане часть скелета динозавра. И вот я снова в Оше, где меня ждут ленинградские геологи. К сожалению, они заканчивали свой сезон, и времени хватило только на то, чтобы поехать показать находку, обнаруженную под Ташкумыром. Когда мы приехали на место и немного вскрыли кости, торчавшие в крутом склоне, то стало ясно, что сейчас с ними по справиться, так как здесь залегал сколот, принадлежащий гигантскому динозавру из зауропод порядка 20 метров длиной. Кости находились в склоне невысокой горы, отделенной от основного хребта, поэтому им не угрожал быстрый размыв при дождях или снеготаянии. Мы засыпали кости толстым слоем земли, чтобы возобновить здесь раскопки на следующий год.

Во второй половине лета 1967 года наш отряд из 14 человек приступил к раскопкам. Хорошей питьевой воды поблизости не оказалось, и мы поставили свой лагерь на живописной горной речке Кара-Су, притоке Нарына, R нескольких километрах севернее города Ташкумыр. Возможность освежиться в ледяной воде, не столь черной, как свидетельствует ее название, и прохладные ночи в горах были важными условиями, чтобы восстановить силы после тяжелых раскопок на жаре. Единственным беспокойством были фаланги. С наступлением вечера отвратительные мохнатые пауки, большие (до 10 сантиметров длины) и маленькие, устремлялись в палатки на охоту за прятавшимися здесь на ночь мухами. Мы натянули над койками пологи, но один из шоферов решил, что фаланги достаточно миролюбивые существа и можно спать без полога. Вскоре ему пришлось поплатиться за это — спрятавшаяся под подушкой фаланга укусила его в шею, оставив характерные четыре кровяные точки. К счастью, все обошлось без неприятных последствий.

К скелету, который мы должны раскапывать, ближе чем за километр не было подступа на машине из-за глубоких промоин, рассекавших подножие гор. Необходимо было делать специальную дорогу или осуществить транспортировку коллекций на себе. Взвесив объем и тяжесть работ, мы предпочли второй вариант. Этому отчасти благоприятствовала специфическая сохранность костей. Они залегали в плотных ожелезненных глинах и были настолько пропитаны солями железа, что, скорее, походили на куски металла (по весу — тоже), чем на кости. Такая повышенная прочность костей избавляла от необходимости брать их, как обычно, с породой — монолитами. Да к тому же последние были бы неподъемными из-за громадного размера и веса костей, увеличиваемого тяжестью породы. Нам повезло и в том, что порода довольно легко отделялась от поверхности кости, и мы могли вынуть из земли почти совсем отпрепарованные объекты. Кости, залегая близ поверхности склона, на глубине не более 3 метров, под воздействием корневой системы растений и процессов температурного и химического выветривания растрескались на куски, сохранившие, однако, свою прочность, что также заметно облегчило нам работу с ними.