Джордж Шаллер - Год под знаком гориллы

Еще до рождества, 11 декабря, я пошел к Бишитси и по обыкновению стоял там, разглядывая расстилавшуюся передо мной равнину. Я увидел бродившие стада, краали и хижины скотоводов батутси там, где всего лишь неделю тому назад тянулся сплошной кустарник. Почему произошло это внезапное вторжение в заповедный район? Почему администрация парка ничего не предприняла — а ведь они наверняка знают, что случилось? Домашний скот и дикие животные не могут подолгу жить бок о бок в этих горах, так как скотина съедает и вытаптывает растительность до такой степени, что другим животным, например буйволам и гориллам, уже нечем питаться. Я слышал о постоянных стычках между администрацией парка и воинственными батутси, которые все время нуждаются в новых пастбищах для своих обширных стад.

Однако на этот раз причина появления здесь батутси была совсем другая. Это были беженцы, которые вместе со своим стадом прятались в лесу. У подножия нашей горы вспыхнула междоусобная война: племя хути восстало против своих бывших господ — батутси. Тысячи батутси спасалось бегством в Уганду…

Мы впервые узнали об этом не от администрации парка, а прочли сообщение в журнале «Тайм», который был нам доставлен с опозданием на несколько недель. Сторожа выгнали стада из Бишитси обратно, в сторону Руанды; я же думал о том, сколько еще других стад бродит в этой местности в стороне от обычных маршрутов обхода парковых патрулей.

Я еще не был на горе Високе высотой в двенадцать тысяч двести футов и решил обследовать эту часть парка, посмотреть, есть ли там гориллы и скот.

Сторож и я вышли из Кабары утром 5 января; каждый из нас нес трехдневный запас еды. Первая часть путешествия на север от Бишитси прошла быстро, но потом мы повернули на восток, пересекая местность, густо заросшую крапивой. Тут было мало протоптанных буйволами троп, и мы с проклятиями прорубались сквозь заросли, а часа два спустя выбрались на широкую, проложенную скотом тропу, ведущую к границе Руанды.

У подножия горы Високе мы вышли на луг и тут, под деревьями, расположились на нашу первую ночевку. Внезапно совсем близко я услышал позвякивание коровьих колокольчиков; два батутси, одетые в долгополые куртки и вооруженные копьями, выгнали стадо в двадцать пять голов на участок, поросший травой. Когда я сказал моему сторожу о появлении батутси, он, понятно, испугался, и мы до вечера молча просидели в кустарнике. Только когда поднялся туман, мы отважились развести костер и сварить еду.

С первыми лучами солнца мы свернули лагерь и двинулись прямо вверх по склону горы Високе. Под нами, на краю луга, горели два костра, около него сидело на корточках несколько батутси. С нашей безопасной высоты я крикнул по-французски и на суахили, якобы давая команду солдатам: «Эй! Ребята! Окружай! Быстро, быстро!»

Думая, что на них сейчас нападут, батутси метнулись в лес, побросав у костров свои жалкие пожитки. Я был доволен, но сторож стал отчаянно показывать мне знаками, чтобы я скорее лез за ним в гору. Подъем на Високе был легкий. Скоро лес сменился растущими тут и там гигантскими сенецио. Наконец мы достигли плоской вершины, на которую впервые совершил подъем геолог Кирштейн в 1908 году. Гориллы побывали здесь до нас, но мы их там не видели, да и вообще мало что можно было разглядеть в густом тумане. В лицо хлестал резкий ветер. Время от времени облака на мгновение расходились, тогда внизу, под нами, в кратере, блестело озеро диаметром примерно в милю. Идя сквозь клубы тумана, мы обошли кратер по краю и начали спуск с горы с противоположной стороны. Плато, обращенное к горе Сабинио, усеивали, словно коричневые точки, сотни коров. Седловина между горами Високе и Сабинио покрыта травянистыми лугами и кое-где зарослями бамбука, к сожалению, это идеальное пастбище. Я был в этой местности в июле 1959 года, в самый разгар засушливого сезона, но нашел здесь очень мало следов пребывания горилл, которые предпочитают леса с их более сочной растительностью. Слишком много батутси бродило по лесам, вокруг горы Високе, и поэтому путешествовать там было небезопасно. Мы решили вернуться в Кабару, куда прибыли в тот же вечер совершенно измученные.

После пяти месяцев, проведенных в Кабаре, наши припасы почти совсем истощились. 16 января за нами пришли носильщики. Чтобы присматривать за нашим имуществом, пока мы не вернемся, остались два сторожа. После этого целых две недели мы путешествовали и общались с людьми. Однако потребность в уединении успела незаметно стать привычкой, и после нескольких дней «культурной жизни» мы с тоской вспоминали наше горное убежище. Привыкнув сосредоточиваться в себе, мы уже не нуждались в развлечениях. Даже обильные и разнообразные обеды в гостиницах — предмет наших мечтаний — быстро приелись. 1 февраля, в проливной дождь, мы вернулись в Кабару. Славно было снова очутиться дома.

Впоследствии мы еще дважды спускались с гор — первый раз в конце февраля, чтобы увидеться с доктором Фэйрфильдом Осборном, президентом Нью-Йоркского зоологического общества (которое взяло на себя организацию нашей экспедиции), и его женой, а второй раз — в середине мая, чтобы провести несколько дней с матерью Кей, совершавшей кругосветное путешествие. Возвращаясь в Кабару после этой второй вылазки одни, без провожатых, Кей и я набрели на стадо слонов, совершенно неподвижно стоявших вразброд среди тесных рядов бамбуковых стволов. Мы почуяли их запах, услышали бурчание желудков, одно животное затрубило, но мы их так и не видели. Чтобы обойти слонов, пришлось спуститься в каньон Каньямагуфа, а потом подняться вдоль каменистого ложа ручья. Там, под нависшей скалой, был костер и остатки антилопы дукера, — видимо, браконьеры услышали наше приближение и удрали. Наконец после тяжелого подъема по стене каньона мы добрались до нашей тропы и тут почти столкнулись со слоном, который стоял за поворотом тропинки. Сделав еще один крюк, мы с радостью убедились, что отделались наконец от этих грозных лесных великанов.

В самом начале жизни в горах Кей вполне естественно тревожила мысль о слонах. «Они никогда не поднимаются в Кабару», — уверял я, потому что во время первого посещения этих мест в марте 1959 года ни разу не встречал здесь слоновьих следов. Но когда мы приехали в августе, прямо перед хижиной лежала огромная куча навоза, оставленная, несомненно, каким-то отставшим от стада слоном. В дальнейшем, пока мы там жили, ни один из них не поднимался на такую высоту.

После каждой поездки вниз, в долину, жизнь легко входила опять в прежнее русло, и день за днем сведений о гориллах собиралось все больше. Многие записи были очень объемисты, но практически являлись повторными описаниями одних и тех же фактов поведения животных. Порой казалось, что не стоит тратить времени и сил Для того, чтобы вновь и вновь наблюдать, как гориллы едят и отдыхают. Однако только благодаря постоянным повторениям можно было обнаружить и истолковать некоторые малозаметные действия, которые я сначала проглядел.