Иэн Дуглас-Гамильтон - Жизнь среди слонов

Я знал; что одно дерево тропического вида с широкими длинными зелеными листьями называлось Conoрharyndia. Вези тут же называл растения, стоило мне спросить о них. По его мнению, этот богатейший лес нельзя было отнести к классу тропических дождевых лесов, ибо Маньяра расположена в одном из относительно засушливых районов: годовой уровень осадков здесь не превышает 500 миллиметров. В таком климате деревья могли расти лишь благодаря несметному количеству ручейков, выбивавшихся у подножия этой части рифтовой стены, хотя их истоки находились милях в тридцати отсюда, на склонах Нгоро-нгоро. Дождевая вода просачивалась сквозь пористый слой вулканических пород до самых корней деревьев, достигала затем водонепроницаемых слоев и стекала по ним к подножию рифтового обрыва и в озеро Маньяра. Таким образом, громадный лесной массив, названный Граунд Уотер Форест, и все его природные богатства зависели от дождей, выпадавших за его пределами. Выруби леса Нгоро-нгоро, и, по всей вероятности, засохнет и погибнет лес Маньяры.

Все это я узнал позже. А пока могучий тропический лес, между деревьями которого мы петляли на ревущем выцветшем «лендровере» Вези, выглядел неуязвимым и вряд ли рухнул бы под натиском легионов прожорливых слонов. Несколькими километрами южнее число источников уменьшалось, и лес сменяла поросль акаций тортилис, характерная для более сухой местности. Эти колючие красавицы из семейства мимозовых с плоской кроной, широко раскинувшимися ветвями и грубой коричневой корой — символ Африки. Обычно они растут группами или в одиночку среди травяной саванны, придавая пейзажу вид парка. Здесь-то впервые и обнаружили ущерб, нанесенный слонами. Белые стволы без защитной коры выглядели немощными призраками на фоне буйной зелени. Листва вверху еще сохраняла свой оливково-зеленый цвет, но деревья были обречены. И хотя ущерб носил спорадический характер, он производил тягостное впечатление. Лохмотья ободранной коры в беспорядке свисали с обглоданных стволов. При внимательном осмотре мы обнаружили на земле волокнистые шары, которые слоны, пережевав, выплевывали.

Дорога по-прежнему петляла, прижимаясь то к рифтовой стене, то к берегу. Небесной голубизной сияли воды озера, пуская нестерпимые солнечные блики, когда налетал ветерок. Но у берега вода была коричневой и мутной. Вдали, милях в десяти, виднелась размытая полоска другого берега.

Вези часто обращал мое внимание на грязевые отмели, подлинные ловушки для автомобиля. После засухи их поверхность затвердевала и даже покрывалась трещинами, но это была лишь видимость: внизу оставалась жидкая грязь. Было проще простого влететь туда на машине в облаке пыли на полной скорости, тут же проломить эту корку и засесть в топи по самые колеса. В других местах эти грязевые отмели зарастали острой невысокой травой, и на них паслись большие стада буйволов.

— Эти щелочные пастбища считаются лучшими в парке, — сказал Вези.

Примерно в центре парка, сразу за Ндалой — широкой речкой с рыжеватой водой, обрыв почти подходил к берегу. Дальше дорога пересекала другую ленивую речку — Багайо — и уходила в сторону от обрыва. Там начиналась сухая местность с совершенно иной средой обитания, акация тортилис уступала место деревьям типа финиковых пальм (Balanites aegyptiaca).

Слоны выпивают в день более ста тридцати литров воды

Проехали еще одну долину с высокими травами, где не встретили и следа животных, и углубились в густой пахучий кустарник. Справа снова приблизился обрыв, по склону которого водопадом низвергалась речка Эндабаш. Вези сказал, что в засушливые годы она пересыхает. Мы перебрались через нее по броду, за которым начиналась бетонная дорога. Густой кустарник тянулся на несколько километров. Затем поверх глянцевито-зеленой осоки, среди которой разлеглись буйволы, вновь проглянуло озеро.

Дорога заканчивалась в 30 километрах к югу от главного входа, где из-под земли били горячие источники, которые местные жители называли Маджи Мото — «горячая вода» на суахили. Здесь на высоте 1000 метров над озером вздымался почти отвесный обрыв. Его венчала спутанная шапка темно-зеленой листвы — заповедный лес Маранг площадью 210 квадратных километров. Среди крутых заросших склонов там и тут виднелись голые скалы и громадные каменные глыбы, казавшиеся непреодолимым препятствием для слонов на пути в лес Маранг.

В полутора километрах отсюда находился низвергающийся с высоты 100 метров водопад, который отмечал южную границу парка. Внизу водопад превращался в поток с чистейшей водой; он пересекал прибрежный лес и впадал в озеро. Директор парка соорудил здесь в 1960 году преграду из трех стальных тросов, тщетно пытаясь удержать слонов в заповеднике и помешать им возвращаться в район их бывшего обитания, отданный под сельскохозяйственные угодья. Шесть лет спустя преграда еще кое-где сохранялась, но там, где проходила старая слоновья тропа, два нижних троса лежали на земле. Многочисленные следы свидетельствовали о том, что слонам ничего не стоило пролезть под третьим тросом.

Когда мы возвращались, задул сильный влажный ветер. Он ударял в обрыв и сгонял к нему тучи. В прибрежной грязи мы заметили две выброшенные бурей пироги. Лодки выглядели крепкими, и я решил поскорее вытащить их, пока они не рассохлись под лучами яростного солнца: надо было иметь возможность приближаться к слонам не только посуху, но и по воде и воздуху.

Лучи закатного солнца золотили кустарник, когда дорогу нам перешла группа слонов. Долгожданная встреча застала меня врасплох. Колонна самок, возвышающихся над малышами разных возрастов, в строгом порядке бесшумно проплыла метрах в тридцати от нас, и серо-голубоватые туши растаяли в тени. Только пыль крохотными смерчами взметнулась из-под их ног. Первые десять самок прошли в полном спокойствии, потом поспешным шагом пробежали более юные самки; подняв головы и выгнув спины, они бросили на нас косой взгляд. Очутившись в безопасности в наполовину скрывавшем их кустарнике, они разом, словно по команде, повернулись к нам. Порыв ветра донес до них запах человека. Уши задвигались, а хоботы змеями взметнулись вверх над строем массивных голов. Они втягивали наш запах и выдыхали воздух с резким «вуф», и, хотя их «лица» были относительно неподвижны, разнообразие движений и положений хоботов придавало им необыкновенную выразительность. Малышей видно не было, они только угадывались между ног крупных самок, стоявших перед нами плотной стеной. Слоны были явно обеспокоены, но это длилось недолго. Несколько мгновений спустя слонята рискнули выглянуть из-за толстенных ног матерей, и мне удалось рассмотреть в бинокль все стадо.