Шон Эллис - Свой среди волков

Каждый ранг в стае издает особый, характерный вой. Голос альфы всегда низкий и глубокий. При этом он или она воет прерывисто: пять — десять секунд, затем пауза и следующий сигнал. Паузы важны, так как в это время альфа ждет ответа. В зависимости от услышанного он или она либо велит стае повторить призыв хором, либо перебежит в другое место и подаст следующий сигнал уже оттуда. Голос беты тоже низкий, но они обычно воют непрерывно, в три-четыре раза дольше альфы. Дальше — больше: средние ранги, промежуточные и низкие, вплоть до омег, все воют по-разному.

С помощью этой опознавательной системы одиночка, ищущий себе новую семью, может понять, придется ли он ко двору в той или иной стае. Если волчья семья несколько дней кряду зовет пропавшего родственника и не получает ответа, то, возможно, искомый сгинул и его место освободилось. Волки не сентиментальны. Их главная задача — выживание, что в дикой природе означает способность прокормиться и отстоять право на свою территорию. А стая, в которой не выполняется какая-либо функция, становится уязвимой.

Однако волки не принимают в свои ряды больных и увечных. Более того, их заманивают в жестокие ловушки с целью — в буквальном смысле — преднамеренного убийства. Я сам видел подобное: сначала альфы запретили выть одному из членов стаи, чтобы одиночка подумал, что здесь его ждут. А когда бедняга пришел в надежде занять вакансию, бета-самец убил его.

То, чем я занимался в Лонглите, доставляло мне истинное удовольствие. Мои теории наконец-то воплотились в жизнь. Это было фантастически здорово! Больше всего мне нравилось, как менялось выражение лиц у публики — особенно у детей — в тот момент, когда до них доносился ответный вой волков. Их глаза будто озарялись светом. Несомненно, моя работа приносила парку немалую пользу, но, кроме этих завывательных сеансов, мне ни за что не платили. Это означало, что мне по-прежнему приходилось вкалывать чуть ли не круглые сутки, совмещая свои исследования с работой в армии и дрессировкой домашних псов, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

Отработав два года в Уилтоне, я переехал в Уорминстер. Это было гораздо ближе к Лонглиту и потому удобнее. Мне быстро удалось найти работу, тоже неподалеку — в учебном центре сухопутных войск и в казармах Баттлсбери. Владельцы Лонглита разрешили мне снять коттедж в деревушке Корсли-Хит. Однако, несмотря на все эти плюсы, работы у меня прибавилось: вместо шести уилтонских собак — двадцать уорминстерских. При этом ни одно из моих занятий не приносило особого дохода, и когда Джен снова забеременела, мы оказались на мели.

Я не видел никакого выхода из этой ситуации, пока в один благословенный день на территории парка не появились тележурналисты с канала Би-би-си, чтобы отснять пробную передачу о волках. Программа носила рабочее название «Дикари внутри», и вела ее Филиппа Форестер. Замысел состоял в том, чтобы показать сходство между волками и домашними собаками. Меня пригласили принять участие в съемках и пообещали заплатить сумму, показавшуюся мне огромной по сравнению с моими обычными заработками. Казалось, удача наконец-то повернулась ко мне лицом. Я знал предмет как свои пять пальцев, съемки проходили в веселой и непринужденной обстановке. Часть материалов мы отсняли в парке, а другую часть — на студии Би-би-си в Бристоле. Телевизионщики остались очень довольны передачей и моим в нее вкладом. Успех пробной программы был столь многообещающим, что все воодушевленно заговорили о продолжении. Я погрузился в радужные мечты о новой карьере. Но время все шло и шло, а я не получал никаких вестей. Пока однажды вечером не включил телевизор и не увидел на экране… Филиппу Форестер собственной персоной, в серии передач о жизни волков. Без меня.

Я был потрясен и немедленно позвонил на Би-би-си, чтобы узнать, как такое могло произойти. Служащий из производственного отдела ответил: когда они связались по телефону с Лонглитом, им сказали, что я там больше не работаю и никто не знает, где меня найти. Я кипел от ярости. В Лонглите отлично знали, где я — по уши занят программой по размножению их волков, — и не хотели лишиться меня в такой ответственный момент, когда дело только-только пошло на лад. Я прекрасно понимал причину их опасений, но принять решение в их пользу предпочел бы самостоятельно.

Это было началом конца. Я задержался в Лонглите еще на несколько месяцев, но понимал, что настало время уходить. Все шло наперекосяк. Они хотели от меня все больше и больше, и это было уже, мягко говоря, слишком. Как-то обидно: я четыре года работал с их волками, парк извлекал из моих исследований ощутимую пользу, а насчет вознаграждения, хотя бы минимального, даже и разговора не заходило. Правда, они предоставили мне жилье, но платил-то я за него сам. Мне приходилось экономить на всем подряд, а теперь эти люди нанесли последний удар, лишив меня возможности заработать себе хоть какое-то имя и деньги на телевидении. Я сказал им, что с меня хватит. Либо меня берут в штат и нормально платят, либо мы расстаемся.

Если у меня и оставались какие-то сомнения на этот счет, то их вскоре окончательно развеяла Джен. Однажды, войдя в гостиную, где в детской кроватке спала наша новорожденная дочь Бет, она увидела, что прямо верхом на малышке, почесывая усы, сидит огромная крыса. Джен вовсе не была трусихой — сколько раз она проявляла настоящий героизм, помогая мне с волками, — но тут ее нервы не выдержали. Она объявила мне, что с нее довольно — она с детьми возвращается в Плимут. Я и не подумал с ней спорить. Мы собрали все свои сбережения и купили дом, недалеко от ее родителей. Забрав Кайру и Бет, Джен переехала туда. Наш третий ребенок, Джек, вот-вот должен был родиться. Я сообщил в Лонглит, что уезжаю, и отнес заявление об уходе в уорминстерский учебный центр.

Я всегда мечтал иметь своих собственных волков, и все вокруг об этом знали. Так вот, как раз в тот период мне выпал шанс приобрести двух молодых самцов, трех месяцев от роду. Предложение поступило от парка дикой природы Парадайз, что в Броксборне — я туда иногда приезжал, когда им требовалась помощь. А тут оказалось, какой-то частный коллекционер пожелал вырастить ручных волков, но к процессу воспитания приступил слишком поздно. Убедившись, что домашних питомцев из этих щенков не выйдет никогда, он решил от них избавиться. Зато мне бы они подошли идеально, да вот держать их было негде. Поэтому, хотя мне до смерти хотелось сказать «да», я вынужден был отказаться. И представьте себе, буквально через пару дней, во время очередного «воя при луне», я знакомлюсь с двумя ребятами, которые занимаются исторической реконструкцией. Волки вызывали у них особый интерес — ведь в Средние века английские леса просто кишели ими. Слово за слово — в общем, я сказал им, что хотел бы обзавестись клочком земли. Они посоветовали мне связаться с неким Стюартом Барнс-Уотсоном, австралийцем, который недавно приобрел участок в пятьдесят акров на севере Девона. Как и они сами, он увлекался реконструкцией средневековых событий, интересовался историей Англии и волками в том числе. На этой территории он собирался оборудовать что-то вроде образовательно-приключенческого лагеря для детей, где бы их обучали древним ремеслам и знакомили с жизнью на лоне природы. Парни дали мне его номер телефона и убедили позвонить.