Гржимек Бернгард - Мы жили среди бауле

Но в то время как другие животные в момент опасности убегают и прячутся в свои норы или берлоги, расположенные, как правило, посредине принадлежащего им владения, у бегемотов это происходит несколько иначе. Ведь у них «дом» находится в конце их владения, а имение) в воде. И вот, будучи потревоженной на суше, такая махина мчится без оглядки по своей проторённой дороге к спасительной воде. В такой момент не рекомендуется стоять у неё на пути, в особенности в узком, врезанном глубоко в почву, проходе! В воде же бегемоты чувствуют себя в безопасности и никуда не удирают. В лучшем случае — нырнут и скроются из виду. Так что на катере к ним можно приблизиться даже вплотную. Некоторые путешественники рассказывают, что бегемоты при подобных обстоятельствах нисколько не беспокоятся, наоборот, проявляют полное безразличие и от скуки даже зевают.

Должен сказать, что это опасное недоразумение. Дело в том, что раззевание пасти у бегемотов означает отнюдь не равнодушие или скуку — это поза угрозы, демонстрация силы. Подобное же поведение можно наблюдать у некоторых видов обезьян, например у павианов или макак-резусов, у которых выработалась даже специфическая «зевота гнева». Противнику показывают при этом зубы, а они у бегемота, как известно, огромные.

Что касается зоопарковских бегемотов, то у них такое раззевание рта превратилось в обычное попрошайничество, потому что посетители вечно им что-нибудь бросают.

Стоящий рядом со мной африканец подталкивает меня под руку и показывает пальцем на поверхность воды. И действительно, оттуда что-то появляется! Правда, только две ноздри, затем глаза и уши, но прежде, чем я успеваю навести свой телеобъектив, раздаётся громкое фырканье, и голова снова исчезает под водой. Ноздри, глаза и уши у «гиппо» расположены все в одной плоскости, при этом под водой они плотно закрываются. Так что животному достаточно приподнять над поверхностью воды крошечную часть своей головы, чтобы привести в действие все органы чувств.

Я смотрю на часы и жду. Бегемоты, как правило, не в состоянии пробыть под водой дольше четырёх — шести минут. Детёныши, которые появляются па свет под водой, выдерживают всего только 20 секунд. Начало их жизнедеятельности вне организма матери начинается именно с того, что они сейчас же всплывают кверху и заправляют лёгкие воздухом. Сосать молоко тем не менее им приходится под водой. При этом самка ложится на бок, словно свиноматка. Бегемоты предпочитают глубины около полутора метров, где они могут свободно расхаживать по дну. Но здесь, например, явно значительно глубже.

Над поверхностью снова появляется голова, трясёт ушами, выбрасывая воду. Но прежде чем я на матовой пластинке моего длинного телеобъектива нахожу нужную точку, наваждение снова исчезло, как будто бы и не было!

Ну что ж, подождём. Я устанавливаю камеру на штатив, навожу объектив на то место, где выныривала голова, и оставляю её в таком положении. И действительно, через пару минут голова появляется на том же самом месте; щёлк — и готово: она запечатлена на фотоплёнке. По-видимому, бегемот облюбовал себе именно это место для «проветривания».

Их здесь — шесть, а то и восемь на этом отрезке реки. Через пару часов наблюдений мы садимся в пирогу — узкую лодку, выдолбленную из целого древесного ствола, и осторожно плывём в ней вдоль берега, стараясь поближе подобраться к семейству бегемотов.

Вообще-то говоря, кататься на этих штуковинах — занятие не из самых приятных: у них нет киля и по форме они скорее напоминают сигару — совершенно круглые. Поэтому сидеть надо прямо на дне лодки и при этом ещё стараться удерживать равновесие, чтобы не перекувырнуться. А на дне пироги всегда набирается немного воды. Голым африканцам это, разумеется, нипочём, а вот нам… Впрочем, я слишком взволнован происходящим, чтобы обращать па это особое внимание. Зато после я обнаруживаю, что бумажник со всеми документами и деньгами, который лежал у меня в заднем кармане брюк, намок как губка… Что касается Михаэля, то он привязал ради безопасности кинокамеру верёвкой к себе, на случай если эта шаткая посудина опрокинется и он очутится в воде. Ведь при таких обстоятельствах её ничего не стоит потерять: канет на дно — и пиши пропало! Не очень-то её найдёшь там, в глубоком, вязком иле. Да и вообще устраивать на подобных реках состязания по прыжкам в воду не рекомендуется — из-за крокодилов. Словом, лучше не опрокидываться — так спокойнее.

Но нам повезло. Мы не опрокинулись, а сумели подплыть ближе чем па десять метров к этим водным чудовищам. Камера Михаэля стрекотала вовсю, а я без устали щёлкал затвором фотоаппарата.

Вода в реке Бандаме относительно прозрачная, даже с несколько голубоватым оттенком. За это она и зовётся «Белая Бандама».

Ну до чего же хочется в эту жару в ней искупаться! Вот прямо так и прыгнул бы в прозрачную прохладную воду! И бегемоты нас наверняка бы не тронули, просто отплыли бы подальше, вот и всё. Но крокодилы! От них никто не застрахован. Могут появиться в любой момент — и тогда… Вот именно из-за крокодилов так опасно купаться во многих африканских реках. Даже когда моешься на берегу, надо зорко следить, как бы кто-нибудь из них не ухватил тебя за ногу и не потащил в воду.

Дальше, вниз по течению, раздаётся какой-то неясный глухой рокот. Что бы это могло значить? Для удовлетворения своего любопытства мы проходим по берегу ещё некоторое расстояние, и вскоре нашим глазам предстаёт совершенно великолепное зрелище: огромные круглые валуны, лежащие прямо посреди реки, преграждают дорогу стремительному потоку, и он, вихрясь и пенясь, поднимается на дыбы и с силой протискивается сквозь узкие щели меж скал…

Карабкаясь и перепрыгивая с камня на камень, мы добираемся почти до самой середины реки и, к своей великой радости, убеждаемся, что именно отсюда, с высоты, как с обзорной площадки, открывается чудесный вид на всю эту прародину бегемотов. Что касается нашего огромного бегемота-самца по кличке Тони, живущего во Франкфуртском зоопарке и рождённого в неволе, то тот и не подозревает, в какой сказочной красоте обитают здесь его братья! Зато, правда, у Тони тоже есть свои преимущества: он может всплыть, когда только ему вздумается, и дремать на воде, не опасаясь получить пулю в голову!

Стоя на своей импровизированной «смотровой площадке», мы обнаружили совсем рядом, среди скал, спокойный бочажок, глубиной не более двух метров, сообщавшийся с рекой совсем мелкой и узкой протокой. Отсюда, сверху, бочажок хорошо просматривается до самого дна: крокодилов в нём нет, значит, — ура! — в нём можно искупаться. Мы поскорее сбрасываем свои одёжки, но, пока мы возимся, африканцы нас уже давно опередили: они стоят голышом в воде и старательно моются мылом сверху донизу. Когда я разделся, то обнаружил, что на моих трусах полно запёкшейся крови, а на левой ягодице зияет изрядная дырка… Вот, оказывается, в чём дело, почему мне всё время было так больно! Я вспомнил, что, когда три дня назад ехал в кабине местного грузовика, почувствовал, как меня что-то сильно укололо. Осмотрев рваное сидение машины, я обнаружил торчащую из него сломанную пружину. Она-то в меня и впилась. Но я никак не ожидал, что она пробуравила меня настолько глубоко и нанесла такое серьёзное ранение!