Гржимек Бернгард - Мы жили среди бауле

Девочка-шимпанзе Ака была настоящим сорванцом. К тому же достаточно нахальным. Её больше не пускали в жилые комнаты, потому что она там всё переворачивала вверх дном. Зато она в своё удовольствие развлекалась в помещении маслобойни, включала и выключала рубильники, выпускала пар или нажимала на кнопку сирены. Её приёмная мать, госпожа Фюит, всё время волновалась за обезьянку: не дай бог попадёт ногой или рукой в какой-нибудь приводной ремень! Поэтому было решено отправить её в Амстердамский зоопарк. Однако французское колониальное министерство не давало разрешения на вывоз животного, потому что шимпанзе находятся под охраной государства. Я же перед своим отъездом раздобыл в Париже на всякий случай разрешение на вывоз нескольких человекообразных обезьян и поэтому с лёгкостью договорился с Фюитами, что заберу их питомца с собой.

С Фюитами — да. Но не с маленькой Акой. Она была страстной автомобилисткой и охотно залезла в нашу машину, усевшись в кабину водителя. Однако, как только француз, который нас сюда привёз, сел за руль и собрался трогаться, она громко заверещала, стала рваться к своей «мамаше», а когда её попытались удержать, впала в настоящую истерику и до того разволновалась, что обделала всё сиденье и запачкала рубашку любезного французского господина.

Делать нечего, пришлось вынести из дома её клетку (которую нам дали с собой). Это было аккуратно и с любовью изготовленное сооружение из твёрдой древесины, с решёткой из круглых железных прутьев. Однако нельзя забывать, что человекообразные обезьяны значительно умнее всех других животных, и, когда эта махина уже стояла у нас в кузове, Ака поняла, что её увозят, и наотрез отказалась в неё заходить. Она даже укусила свою «мать», пытавшуюся уговорить её туда зайти.

Что делать? Мы с Михаэлем переглянулись и тяжело вздохнули. Сейчас нам придётся продемонстрировать не очень-то приятную сцену: хорошо отработанной хваткой зоопарковских работников надо молниеносно схватить обезьяну за руки и заломить их за спину. Затем удержать и обе ноги, да притом следить за тем, чтобы взбешённое животное не сумело дотянуться до нас головой и укусить. Вот так. Теперь скорее в клетку, дверь на засов и поехали! В такие моменты чувствуешь себя не слишком-то приятно. Словно живодёр какой-то! Госпожа Фюит украдкой, за нашей спиной, вытирала слёзы…

Дорогой нам кто-то рассказал о другом шимпанзе, живущем у одного француза на лесопилке. Мы въехали прямо на грузовике к нему во двор, и после первого аперитива я изложил ему своё намерение.

— Quelle belle chance! («Какой удачный случай!») — вырвалось у хозяйки дома.

Нас повели в ближайший лесок, где жил этот взрослый, двенадцатилетний самец-шимпанзе. Вот уже два года, как его «отлучили» от дома, потому что он почему-то не выносил африканцев и каждый раз скандалил и вопил, когда заставал на дворе чёрных работников.

Животное было привязано к дереву на тяжёлую цепь, прикреплённую к ошейнику, которая, однако, была такой длины, что обезьяна свободно могла взбираться по стволу. Звали его тоже Ака, что на языке туземцев означает «обезьяна». Но мы переименовали его потом в Роджера, в честь его прежнего владельца.

Когда я впервые его увидел, мне стало даже несколько не по себе. Это был огромный самец с плечами атлета, шерсть на спине отливала серебристым налётом — признак вполне половозрелого шимпанзе; челюсть его не уступала пасти леопарда, а мускулы- мускулам профессионального боксёра! Я хорошо знаком с самцами-шимпанзе: на моей голове на всю жизнь остались шрамы от их укусов, а один палец на правой руке не сгибается тоже по их вине. По силе и крепости зубов они не уступают хищникам. Но в то время как нападающему льву достаточно сунуть метлу или стул, чтобы он в них вцепился и отстал, шимпанзе, обладающий мозгом, только наполовину уступающим человеческому, никогда не сделает такой глупости: он знает, куда надо впиваться зубами, и вырвет у вас любое оружие из рук!

У каждого здорового половозрелого самца-шимпанзе по нескольку раз на дню начинаются страшные приступы бешенства. Его охватывает беспричинный гнев, от которого он начинает орать, бушевать и рвать на части всё, до чего сумеет дотянуться руками. Эти безумные «пляски» служат, по-видимому, для демонстрации силы и запугивания более молодых самцов, а также самок, которых следует держать в повиновении. И действительно, во время такого приступа на воле все члены обезьяньего «клана» разбегаются кто куда. К счастью, через пару минут припадок проходит, и самец даже может по-товарищески подойти и сочувственно осмотреть раны, которые только что сам нанёс; поведение вполне спортивное, не правда ли? Мне немало в своей жизни пришлось повозиться с этим «народом», и я знаю, как надо с ними обращаться.

На зов своего хозяина Роджер спустился с дерева и, несмотря на то что тот пришёл с суковатой палкой, держал себя по отношению к нему весьма приветливо. Однако по таким сценкам ещё нельзя судить об истинном характере шимпанзе; часто они бывают пожизненно привязаны к своему хозяину, который их вскормил с малолетства, но боже упаси попасть им в чужие руки! Роджер прожил у этих хозяев целых семь лет. Так что я шепнул

Михаэлю на ухо:

— Не может быть и речи, такого он пускай спокойно оставит у себя!

Но надо было знать моего сына! Он продолжал упорствовать и тянуть из меня жилы:

— Ну пап, ну ты пойми — ведь его пристрелят, как только его хозяин уедет в Европу, а он такой красивый, такой большой! Ну пап!

И я дал себя уговорить, о чём потом ещё не раз пожалел!

Какой-то африканец принёс всевозможные гаечные ключи и отвёртки; он бросил их нам с довольно большого расстояния, а сам тут же убежал. Цепь была закреплена не то пятью, не то шестью различными болтами и гайками, потому что Роджер, как нам объяснили, за эти годы превратился в искусного специалиста по побегам из плена. Мы с трудом отвинтили все эти хитрые приспособления и повели Роджера к грузовику. Там мы перебазировали маленькую Аку в ящик, освободив более просторные апартаменты для этого здоровенного малого.

Но как заманить его в клетку? Тогда мы придумали вот что: открыли дверь, а позади клетки поставили маленькую Аку так, чтобы Роджер мог её разглядеть сквозь прутья решётки. Как только он увидел сородича, тут же насторожился, шерсть на нём поднялась дыбом, он вскочил на грузовик и ринулся в клетку, чтобы схватить маленькую обезьянку. Но не тут-то было! «Щёлк!» — дверь за ним захлопнулась, а я принёс снятые с пилорамы крепкие доски и дополнительно забил ими клетку снаружи.

Затем мы двинулись в сторону «дома»; на этот раз им была ферма господина Шмоурло, где мы караулили диких слонов, чтобы запечатлеть их на киноплёнку.