Владимир Бабенко - Барский театр

В тот год помимо нужных стране многоцелевых самолетов серии СУ завод, сам того не подозревая, выпустил еще партию из 20 лучков, на каждом из которых, как на всяком военном изделии, стояла марка: ЛГ-1М (лучок Глеба, 1-я модель), и заводской номер.

Сетку для каждого лучка Глеб вязал сам (для этого ему пришлось познакомиться с браконьером — знатоком этого ремесла).

Глеб взял у соседки несколько уроков кройки и шитья, одолжился у нее же швейной машинкой и для каждого лучка сделал брезентовый чехол, на котором несмываемой краской посредством специально изготовленного трафарета был так же нанесен шифр изделия и номер.

Номер первый был подарен Дон Кихоту. Тот принял подарок своего ученика, внимательно рассмотрел его, опробовал насторожку и твердо решил, что никогда не будет ловить моделью ЛГ-1М № 1 птиц, так как это орудие лова слишком хорошо для них. Лучок Глеба был торжественно повешен на стену и демонстрировался всем приходящим в гости, как недостижимый образец птицеловных снастей. Так охотники показывают своим собратьям элитное ружье, с которым никогда не охотятся, а арабские шейхи с гордостью выносят гостям русского белого кречета, добытого где-то далеко на Чукотке и сложнейшим контрабандным путем доставленного на Ближний Восток — кречета, который всю жизнь так и будет сидеть на присаде, символизируя богатство своего владельца.

Дон Кихот настолько был поражен качеством Глебовой ловушки, что достал из клетки синего каменного дрозда, посадил его в садок и протянул подарок Глебу.

Но, к удивлению Дон Кихота, тот от птицы, которая была его мечтой, отказался.

— Не надо мне его. Я его сам хочу поймать.

Дон Кихот после этого зауважал Глеба еще больше, но все-таки отдарился садовой камышовкой. Птица была в прекрасном пере, в полном расцвете сил и прекрасно пела.

Несколько птицеловов предлагали Глебу очень выгодные условия обмена его лучков на их птиц (среди последних фигурировали такие редкости для Дальнего Востока, как обыкновенный щегол, арчовый дубонос и даже попугай жако), но Глеб не соглашался.

Все оставшиеся 19 лучков нужны были ему самому. Все они предназначались для поимки синего каменного дрозда.

На работе Глеба дела шли хорошо. Начальство оценило его техническую грамотность, скрупулезность и ответственность и он был переведен на должность старшего инженера.

Да и среди птицеловов авторитет Глеба тоже неуклонно рос. Он не только славился как непревзойденный мастер по изготовлению клеток, но и как образованный орнитолог, знающий литературу и переписывающийся со специалистами.

Как-то по случаю Глеб у своего приятеля — капитана дальнего плавания купил двадцатикратный бинокль. Прибор достался Глебу дешево, потому что моряк неоднократно ронял его, в связи с чем изображение двоилось.

— Ты распили бинокль пополам, — посоветовал Глебу продавец. — Будут у тебя две подзорные трубы. Одна рабочая, другая — запасная.

Но Глеб не стал портить хорошую вещь, а нашел мастерскую, в которой бинокль отъюстировали.

После этого Глеб выходные начал проводить с биноклем в пригородах, изучая всех встреченных пернатых.

Однако в правильности определения некоторых видов Глеб сомневался. Поэтому он решил, что неизвестных птиц надо фотографировать, а снимки отсылать специалистам.

Глеб купил фоторужье, много фотопленки, фотобумаги и химикатов. Для печати цветных снимков требовалась не только аптекарская точность при взвешивании реактивов, но и особый температурный режим. И Глеб спроектировал, а потом и сам же собрал термостат, автоматически поддерживающий необходимую температуру. Его старания не пропали даром — снимки получались очень качественные, что и отметили орнитологи, которым фотографии были отосланы.

Глеб, обрабатывая пленку и печатая фотографии, большую часть времени проводил в темноте — в ванной.

И он подумал, что если это помещение стало еще одним его рабочим местом, то оно должно быть достаточно комфортным.

Глеб повесил в ванной стереодинамики (соединив их с расположенным в его комнате проигрывателем) и украсил потолок полусотней белых, голубоватых и зеленоватых фотодиодов (чего не найдешь на заводской свалке!). При этом дотошный Глеб, проштудировав учебник астрономии, обозначил светящимися точками основные созвездия.

Оборудовав таким образом фотолабораторию, Глеб работал в ней, слушая классическую музыку или «Битлз», посматривая на мигающее звезды (Глеб наладил реле, и огоньки вспыхивали в случайном порядке), размышляя о том, что хорошо бы сделать так, чтобы его светила еще и перемещались по небесному своду — то есть по потолку ванной.

Постепенно Глеб стал хорошо известен среди орнитологов-профессионалов. К нему все чаще обращались за консультациями, высылали оттиски научных статей и кольца для того, чтобы он метил ими пойманных пернатых.

А один ленинградский орнитолог даже предложил Глебу написать заметку, посвященную результатам его наблюдения за дальневосточными птицами.

Глеб был человеком самокритичным и пока не считал, что может публиковаться в серьезных орнитологических сборниках. Но ленинградец, наконец, убедил его в обратном, и Глеб вплотную приступил к подготовке публикации.

Предприятие, на котором работал Глеб, было чрезвычайно богатой организацией. Там регулярно происходило обновление материальной базы. А перед этим старое оборудование списывалось.

Как-то, придя на работу, Глеб понял, что склады пополнились новыми образцами, так как два мужика в синей спецодежде кувалдами приводили списанное оборудование в негодность. Среди прочего Глеб увидел с десяток пишущих машинок «Ятрань». Половина из них молотобойцами уже была выведена из строя. Глеб подскочил к мужикам, и, посулив бутылку, успел спасти одну машинку. А еще за одну бутылку работяги пообещали незаметного вынести множительную технику за пределы режимного объекта.

Дома Глеб осмотрел «Ятрань» (она была в полной исправности), почистил, отрегулировал и попробовал печатать. Однопальцевый метод не устроил Глеба. Поэтому на следующий день он в магазине купил пособие для машинистки. А через месяц, самостоятельно освоив «слепой метод», набрал свою первую статью — четыре страницы текста — и отослал ее в Ленинград. Через полгода ее напечатали.

Однажды, сразу после взлета с заводского аэродрома, в воздухозаборник «изделия» (так самолет обозначался в составленном позже протоколе), попала птица. Как потом определили по останкам — ворона. Летчик не стал катапультироваться, а успешно посадил «изделие» на песчаную косу протекающей через город реки. За что и был поощрен.