Станислав Олефир - Встречи в Колымской тайге

Когда чужая собака попадала в Булькины владения, она падала на землю и подставляла пришельцу самое нежное место — живот. Еще более позорно вела себя Булька с людьми. Как-то она нерасчетливо перебегала тропинку и чуть не попала под ноги высокому парню. Тот просто так, из озорства, гикнул и притопнул ногами. Булька не метнулась прочь, а припала к земле, закрыла глаза и жалобно заскулила. Парень гадливо плюнул и отбросил Бульку носком валенка.

Я ни за что не подружился бы с Булькой, если бы не наш слесарь Сергей Петрович. За ним водится масса грехов. Однажды ему прислали с материка посылку краснобоких яблок. В пути посылка развалилась. Он на почте переложил яблоки в авоську. Встретившие его женщины, естественно, спрашивали, где достал такую красоту.

— В овощном, — отвечал тот вполне серьезно.

Женщины кинулись в магазин и устроили там грандиозный скандал.

В другой раз он подшутил над парнем, приехавшим на первую в его жизни охоту, — вытащил единственную добытую утку и положил бройлерную курицу.

В то утро я проспал и ужасно торопился. Груза было много. Рюкзак с лямками, рюкзак без лямок, запасная лыжа, большой сверток одежды, малокалиберная винтовка. Хорошо, Петрович встретился и подсобил все это до гаража дотащить. Я его оставил сторожить добро, а сам за хлебом побежал. Выскакиваю, а Петрович уже мои вещи в автобус сложил и торопит.

Ехать всего пятнадцать километров. Когда выгрузился и автобус исчез за поворотом, тот рюкзак, что без лямок (в нем были сложены одеяло, капканы и десять банок «Завтрака туриста»), вдруг задергался и заскулил.

И вот иду по тайге, а сзади метрах в тридцати следует Булька. И меня боится, и тайге не доверяет. Я встану — и Булька остановится. Зову — не идет, а даже наоборот: настораживается и потихоньку отступает назад.

Когда пришли к избушке, Булька села на лыжню и никуда. Я и дров натаскал, и обед сварил, и в распадок к лабазу смотался, а она все сидит. Я не выдержал и сам направился к Бульке, а она от меня. Тогда я возвратился, сошел с лыжни и, описав полукруг, зашел к Бульке с тыла. Булька кинулась от меня убегать и таким образом оказалась между мною и избушкой. Здесь я поймал ее за загривок и отправил под нары.

На второй день Булька легла в ногах на нарах. Днем я гонял по путикам, сражался с росомахами, а вечером возвращался в избушку, где меня ждала Булька. Когда я сидел возле печки и ремонтировал одежду или просто отдыхал, она подходила и внимательно смотрела прямо в лицо своими рачьими глазами.

Однажды меня от избушки отрезала наледь, и я остался ночевать на озерах. Там у меня тоже избушка. С рассветом возвратился. Булька меня встретила, визжит, прыгает. А вечером к нам Саша Фалькович заглянул. От него соболь вместе с капканом ушел, и Фалькович целый день за ним гонялся. Булька Фальковича таким лаем встретила — хозяйка, дальше некуда.

— Я к тебе за сеткой зашел, — говорит Саша. — Там лес в прошлом году заготавливали и навалили огромную кучу хвороста. Соболь там.

Сетки у меня не было, но мы решили попытать счастья.

— Собаку возьмем.

— Куда ей на кривых лапах? — смеется Саша. — Ну ладно, на безрыбье и рак — рыба.

Надели лыжи, позвали Бульку, а она от избушки не отходит. Тогда я ее в рюкзак сунул. К месту подошли уже в полной темноте. Выпустили Бульку, два костра по сторонам зажгли и принялись разбирать хворост. Работаем осторожно. Ветку-вторую выдернешь и прислушиваешься.

Еще и половину кучи не разобрали, Булька загавкала. Сидит под густой чозенией и лает. Фонариком присветили, а на ветке соболь. Саша его первым же выстрелом снял. Вот уж мы с Булькой носились! Не знали, как приласкать.

Когда я в поселок уходил, Булька уже без всякого сомнения от избушки ушла и всю дорогу впереди бежала. Я даже ругал ее за это, чего лыжню портит.

В тот день автобус не ходил, и мы все пятнадцать километров пешком топали. До водонасосной станции добрались, и весь поселок перед нами открылся. Заснеженный, нарядный. Булька вдруг остановилась и настороженно на меня посмотрела.

— Ты чего, трусишка? Никто тебя не тронет.

А Булька не идет. Я к ней, а она убегать. Откровенно говоря, мне не до этого было. Шутка сказать, сколько времени семьи не видел. Только на второе утро вспомнил о собаке. Кинулся к пекарне, к водонасосной, по поселку побегал — нигде нет…

К той избушке, где мы с Булькой жили, я попал только в конце февраля. Избушка глубоко в снег ушла, на крыше сугроб метровой толщины. Открываю дверь, она не открывается. Снег копнул, а там Булька! Лежит, положив голову на лапки, словно спит, а голова в сторону моей лыжни смотрит… Нет, не везет мне с собаками.

Ни на «Крестах», ни на Паничевских озерах задерживаться не стал. Загрузился продуктами, прихватил пару больших капканов и ударил к базовой избушке. По дороге дважды встречал лосей, видел следы лисы, горностая и зайца, воспользовавшихся моей лыжней.

Ночевал на базе и, проснувшись, прежде всего решил проверить капканы, поставленные за Лакландой. Там сразу же нашел наш старый след и почти у берега вынул из капкана неплохого горностайчика.

На гривке снял еще одного горностая, прометил лыжню затесами и возвратился на базу. Одному скучно. Приготовил есть — нет, не хочется. Начал было оттаивать горностаев, но потом передумал, побросал их в бочку и решил идти к землянке…

Тайный разгулялся страшными наледями. Местами и лиственницы во льду. Несколько раз влетал в воду, приходилось разводить костер, чтобы хоть немного обсушиться. Возле «Крейсера» и у первых скал наледь залила шалашики и украла капканы.

Не доходя до землянки, в том месте, где через скалы к Тайному спускалась росомаха, я потерял еще один шалашик.

Вышел на предполагаемое место, гребнул несколько раз лыжей и вижу: из льда кончик палки выглядывает. На краю палки срез. А рядом с палкой… два ушка. Соболь! Взял топор и принялся за работу. Лед крепкий, а рубить нужно с оглядкой. Уже лицо горит от града ледяных осколков.

Мне снова повезло. Между старым и новым льдом осталась сантиметровая полоска воды. Если б замерзла, спаяв весь лед в одну монолитную глыбу, тогда пришлось бы подрубать снизу. Как — не представляю. Вынимаю на поверхность тяжелую глыбу с соболем. В ней килограммов семьдесят. Обвязываю веревкой, взваливаю на плечи и несу к землянке. Там разжигаю печку и подвешиваю льдину к перекладине у самой трубы. Скоро льдина заслезилась, чуть обтаяла, и передо мною возникла удивительная картина. Так, наверное, восторгается фанатик-энтомолог, когда в его руки попадает кусочек янтаря с застывшим в нем диковинным комариком.

С ружьем, рассчитанным на промысел белки, подбираюсь к матерому медведю. Он где-то на террасе. Я заметил его, когда решил обследовать тайгу возле землянки. В километре от нее обнаружил останки лося. К лосю ходят росомаха, соболь и белки. Я решил поставить пару коттеджей.