Станислав Олефир - Встречи в Колымской тайге

Вот тебе и бурундук! Он что? В хищники записался, что ли? Решили, что все это у него отходы, а настоящие лесные дары пойдут глубже. Но нет больше ничего. Сгребли все обратно, придавили пластиной. Даже обиделись.

Если кто думает, что мы сооружали настоящую избу с полом, окнами, столом, он глубоко ошибается. Правда, такая избушка у нас будет на базовой точке, а здесь времяночка для нескольких ночевок. Главное печка и нары. Архитектурный же принцип прост. Чем меньше кубатура, тем лучше: легче строить, удобнее конопатить, быстрее натопить. Вся наша активная жизнь проходит в тайге, на реке, у озер. В избушке только спим, ну, еще завтракаем и ужинаем. Даже когда готовим еду, большинство операций выполняем в сидячем, а то и лежачем положении. Но попробуй жить просторнее. Получится как у тех магаданских отпускников, что зимовали на Купке. Нары у них широкие, удобные, окна-двери фабричные, одну стену вообще хотели стеклянной сделать «для обозрения окрестностей». А потом, когда мороз прижал, чуть не замерзли. Половину дня дрова пилят, ночью спят по очереди. Кочегарят. У меня же на ручье Эврика стоит избушечка-односпалочка. Сухую жердь о колено сломал — на ночь дров хватает…

Строим избушку, одновременно кипятим воду, готовим ужин. Чай пьем часто. Чуть запыхался, пару глотков выпил — и уже другое настроение. На ужин пшенная каша с маслом. Каша вкусная, но лучше бы с мясом. Работа такая, что на каше долго не потянешь. Но зато вывели все четыре стены и положили рамку: такую конструкцию из двух бревен с поперечниками. На ней крепится лист жести с дыркой для трубы, именуемый разделкой. Крышу решили сегодня не крыть. Обойдемся пленкой, погода, спасибо ей, нас не обижает. Днем солнечно, тепло. Ночью мороз градусов пять-шесть, не больше.

Каша на костре не столько варится, сколько пригорает. В избушке на печке не пригорает, но и кипеть не хочет. Что же делать? Ставлю ведро с водой и пшеном на костер, довожу до кипения, а потом несу в избушку, дозревать на медленном огне.

На ведро каши кладу четыре ложки рыбьего жира и такое же количество меда. Это прикормка для соболей. К сожалению, такая еда по вкусу и мышам, и медведям. Поэтому решили раскладывать ее в стороне от звериной тропы, которая тянется вдоль речушки и на которой встречается медвежий помет. Зверь объедается голубикой, и его постоянно слабит.

Наш охотничий путик пройдет правее избушки. Там много лощинок, встречаются ручейки и озерца. Рядом полоса высокоствольного лиственничника. Именно такие места привлекают соболя. Лёня только что отнес седьмое ведро каши, теперь ладит дверь в избушку.

Сегодня он именинник — добыл двух турпанов. Оба селезни. Добыча кстати. Завтра отправляемся в обратную дорогу. Это пара дней пути, где лесом, где берегом.

Груза возьмем как можно меньше. Продуктов на два дня, одеяло, тент, котелки, ножи, ружья… Остальное перенесем в избушку. Она почти готова. Стены законопачены, крыша присыпана тонким слоем золы, дверь обита куском ватного одеяла. «Одинокая гармонь» принайтована к толстой лиственнице. На стене избушки появилась такая надпись: «Сей дворец сооружен экипажем ковчега «Одинокая гармонь» 17 сентября 1977 года. Пришелец, помни: в природе ничто не исчезает бесследно, кроме самой природы».

Вечером накололи дров, поставили на печку ведро с кашей и ушли рыбачить. Спустились вниз по Лакланде с полкилометра. Здесь река шире, зато совсем неглубокая.

Лиственницы сменились тополями и чозениями. Деревья толстые, высокие. Кое-где выделяются березы. На березах много гриба-чаги. Настойку его применяют при желудочных, нервных заболеваниях. Три березы подмыл ручей, а ветер положил их на землю. На этих березах чага обгрызана мышами. Животы они лечили, что ли? А может, нервы?

На песчаном берегу следы лося, оленей и уже знакомого нам медведя. По ручью, бегущему в Лакланду, совершается великое переселение ручейников на зимовку. Плывут, словно мусор. Но это лишь на первый взгляд. Ручейники и не думают отдаваться течению. Двумя парами коготков они крепко хватаются за водоросли, веточки притопленных кустов. Секунд пять–десять отдыхают, потом отталкиваются от опоры, несколько метров летят в водяной струе, сохраняя при этом горизонтальное положение и работая лапками, пока не ухватятся за новую опору. В жару пересыхают мелкие водоемы, и тогда можно видеть множество высохших трубочек-домиков, обцементированных песчинками и мелкими камушками. Ручейник — излюбленный корм хариусов, налимов, оляпок, уток. Но и он по природе своей отъявленный хищник: заметив около себя червячка или небольшого рачка, ручейник моментально выбрасывается навстречу добыче и захватывает ее челюстями.

Перебрели Лакланду и углубились в тайгу. Прирусловый лес самый богатый в колымской тайге. Гигантские лиственницы, тополя, чозении. Есть и подлесок. Жимолость давно отошла, зато тронутые первыми морозами ягоды шиповника и смородины необычайно вкусны. В таких местах обычно водятся рябчики. Лёня сделал манок-свистульку и минут двадцать свистел. Прилетел один только поползень.

Нам интересно, насколько широка полоса прирусловой тайги. Иногда она представляет собой ленту всего в несколько метров, переходит в болото с чахлыми лиственницами. А бывает, что участки тайги охватывают реку дремучими зарослями на многие километры.

Уже в нескольких метрах от Лакланды смородина и жимолость исчезли. Зато стали попадаться кусты стланика и ольховника. Лиственницы и тополя здесь по-прежнему рослые, но стоят реже.

Долго не можем отыскать переправу через глубокий ручей, бегущий параллельно Лакланде. Наконец замечаем переброшенную на другой берег лиственницу. Дерево тонковатое, но выдержит. Первым перебирается Лёня, за ним я. Бумка сорвалась в воду и добралась до берега вплавь.

Здесь же на берегу устраиваем короткий привал, затем направляемся вверх по ручью, надеясь в удобном месте выйти к реке. Правый берег ручья несколько выше, идти здесь легко. Солнце уже поднялось над деревьями, согнало иней с травы, вызолотило лиственницы на сопках. Тайга пустая. Сторонкой пролетели два ворона, где-то крикнула кедровка.

Огибаем заросшее осокой озеро и вдруг видим прямо перед собой избушку.

Лёня умолк на полуслове и вопросительно смотрит на меня. Я остановился, снял рюкзак, подозвал Бумку.

Что означала для нас эта избушка? Во-первых, мы не одни на Лакланде и вполне возможно, люди, поселившиеся здесь, тоже охотники. Занявшие промысловый участок первыми имеют больше моральных прав на него. Во-вторых, если это не охотники, все равно удовольствия мало. Так или иначе, у них есть ружья, и теперь вдоль наших путиков будет пальба. Большинство животных покинет эти угодья.