Гэвин Претор-Пинней - Занимательное облаковедение. Учебник любителя облаков

Система Говарда быстро завоевала признание, однако Хильдебрандссона и Эберкромби беспокоило то, что каждое метеорологическое общество составляло свою классификацию облаков, причем зачастую действовало непоследовательно. Двое ученых поняли, что изучение погоды зависит от координации усилий метеорологов по всему миру и что при этом необходимо опираться на единую терминологию. Благодаря работе Комиссии по облакам и широкой кампании по празднованию Международного года облаков был выпущен иллюстрированный справочник, приуроченный к Международной конференции метеорологов, проходившей в том же 1896 году в Париже.

Справочник, названный «Международным атласом облаков», вышел на трех языках, в нем было огромное количество фотографий, демонстрировавших десять родов облаков, которые утвердила комиссия. Под девятым номером в списке шли кучево-дождевые облака, самые высокие. Так что пребывать на девятом облаке — значит находиться практически на самом верху.

С 1896 года вышло еще семь англоязычных выпусков «Международного атласа облаков», последний — в 1995 году, опубликованный уже Всемирной метеорологической организацией. Этот атлас обладает неоспоримым авторитетом в вопросе классификации облаков, это та самая книга, которую должен иметь любой уважающий себя любитель облаков. К сожалению, во втором издании атласа порядок родов был изменен, и кучево-дождевые облака перевели на десятую позицию. Однако фраза «быть на девятом облаке» прижилась. Возможно, она вошла в обиход в 1950-х благодаря популярной американской радиопрограмме «Джонни Доллар», героем которой был частный следователь по страховым случаям. Каждый раз, когда детектив терял сознание, его переносили на девятое облако, после чего он приходил в себя. Потом уже, летом 1969 года, большую известность приобрела песня «Девятое облако», причем по обе стороны Атлантики; исполняли ее короли соула, группа «The Temptations».

Кучево-дождевое облако, попав в классификационную таблицу «Международного атласа облаков» 1890 года под номером 9, привело к появлению фразы «быть на девятом облаке».

Кроме обнадеживающего соглашения о классификации облаков по родам, в «Международном атласе облаков» также появилось деление облаков на группы по высоте. Нижняя часть атмосферы, тропосфера, где и формируется большинство облаков, поделена на три слоя: нижний, средний и верхний. Иногда эти слои называются étages [23] Этажи (франц.). так как идея основана на классификационной системе француза Жана Батиста Ламарка, предложившего ее как альтернативу системе Говарда. Высота тропосферы меняется в зависимости от широты, однако в средних широтах, в зонах с умеренным климатом эти три слоя определяются следующим образом:

облака нижнего слоячаще всего образуются ниже 6 500 футов [24] Т. е. 2 км.

облака среднего слоячаще всего образуются между 6 500 и 23 000 футов [25] Т. е. между 2 и 7 км.

облака верхнего слоячаще всего образуются между 16 000 и 45 000 футов [26] Т. е. между 5 и 14 км.

Кучево-дождевое облако, этот Царь облаков, понятное дело, отказывается втискиваться в узкие рамки — обычно оно располагается на всех трех étages. Однако правильнее будет отнести его к группе низких облаков, поскольку облако растет вверх от основания, а основание всегда располагается в пределах нижнего слоя.

***

«Поначалу падения я не почувствовал — только быстрое прохождение сквозь воздух», — рассказывал Уильям Рэнкин об ощущениях сразу после катапультирования. Через несколько мгновений он, находясь на высоте 47 000 футов [27] Т. е. более 14 км. , начал испытывать на себе влияние неприветливой окружающей среды.

«Я как будто стал куском мяса, который швырнули в камеру глубокой заморозки, — вспоминал Рэнкин. — Почти сразу кожу на открытых частях тела — лице, шее, запястьях, кистях рук и лодыжках — защипало от холода». Еще более неприятные ощущения во время свободного падения, до автоматического раскрытия парашюта возникли из-за низкого давления в верхнем слое атмосферы. У Рэнкина пошла кровь из глаз, ушей, носа и рта — его внутренности расширились, и тело раздулось. «В какой-то момент я заметил собственный живот огромных размеров — как будто у меня уже порядочный срок беременности. Никогда еще я не испытывал таких диких болей». Единственным преимуществом чрезвычайно низкой температуры стало окоченение — Рэнкин потерял всякую чувствительность.

Несмотря на то, что во время падения Рэнкина крутило и трясло, он все же сумел надеть кислородную маску. Чтобы выжить во время такого спуска, необходимо было оставаться в сознании. В момент входа в верхние слои грозового облака Рэнкину удалось посмотреть на часы — со времени катапультирования прошло пять минут. Значит, он должен был снизиться уже до высоты 10 000 футов [28] Т. е. 3 км. , при которой барометрический датчик запускает механизм автоматического раскрытия парашюта. Несчастный Рэнкин к тому времени чего только не пережил: остановку двигателя самолета на высоте 47 000 футов [29] Т. е. более 14 км. , поломку рычага аварийного источника энергопитания, оставшегося у него в руке, катапультирование прямо над огромной грозовой тучей. Теперь ему стало казаться, что он болтается в воздухе с неисправным парашютом за спиной.

Когда Рэнкин достиг верхней части кучево-дождевого облака, его захлестнуло частичками льда. Было темно, видимость на нуле, он потерял всякую ориентацию в пространстве и даже не предполагал, на какой высоте находится. Понимал Рэнкин только одно — без парашюта он в любой момент может разбиться о землю. И испытал огромное облегчение, когда почувствовал, как его что было силы тряхнуло — парашют наконец раскрылся.

Натяжение строп было достаточно сильным, чтобы понять — парашют раскрылся полностью. Обрадовало Рэнкина и то, что, хотя запас кислорода закончился, воздух стал уже не таким разряженным, и можно было дышать без маски. Несмотря на то, что в огромной туче, через которую он проходил, царила тьма, Рэнкину стало веселей: «Я безумно радовался тому, что еще жив, что спускаюсь с раскрытым парашютом, что не потерял сознания. Даже усиливавшаяся турбулентность меня не пугала. Я думал, что все уже закончилось, что тяжелые испытания позади». Однако турбулентность и ледяные градины, забарабанившие по пилоту, свидетельствовали о том, что Рэнкин только-только подбирался к центру тучи.

Прошло уже десять минут после катапультирования — к этому моменту Рэнкин должен был бы достичь земли, однако жесточайшие порывы ветра, пронизывавшие центральную часть тучи, замедляли спуск. Вскоре турбулентность ощутимо возросла. Посреди сумрачной толщи Рэнкину не за что было зацепиться взглядом, однако он чувствовал, что не падает, а стремительно поднимается вверх вместе с мощными порывами ветра, следовавшими один за другим и все набиравшими силу. Тогда-то он и испытал на себе невероятную мощь грозовой тучи.