Михаил Кречмар - Мохнатый бог

Немного погодя ушёл (но только в другую сторону) и лось-пришелец — в поисках более доступной самки. Больше я его никогда не видел.

Надо обязательно сказать об одном качестве характера бурого медведя, накладывающем заметный отпечаток на его поведение. Это любопытство. Именно интерес — первая реакция медведя на какое-либо новое и не вполне понятное явление. Медведи интересуются решительно всем — бочками из-под бензина, надутыми резиновыми лодками, хлопающим пологом палатки или шевелящимся на склоне предметом, который может оказаться как снежным бараном, так и человеком или брошенной телогрейкой.

По большей части любопытство служит тому же «животному» интересу — нельзя ли это «нечто» по возможности съесть? Для того чтобы внести ясность в сей принципиальный вопрос, предмет сперва исследуется медведем на расстоянии. В первую очередь, зверь определяет, как пахнет объект его исследований. Одновременно выясняется, не издаёт ли предмет каких-либо подозрительных звуков. Затем зверь подходит поближе. Последняя стадия изучения — проба когтем или зубом. И если оказывается, что предмет беззащитен и съедобен, — тогда, увы…

Правда, исследование не всегда доводится до конца. Наряду с любопытством в характере медведя присутствует и такая традиционная для дикого зверя черта, как подозрительность. И если медведь по какой-то причине вдруг сочтёт, что объект его изучения может оказаться опасным, то ретируется.

Наиболее последовательны в своих изысканиях самые молодые и самые крупные звери. У первых смелость в обращении с незнакомыми предметами зиждется на недостатке жизненного опыта. Из-за этого они часто не способны правильно оценить опасность и соразмерить с ней свои силы. Уверенность вторых основана на осознании своей силы.

Здесь уместно немного поговорить о такой странной для дикого зверя черте, как «чувство собственного достоинства». Чаще всего оно проявляется как раз у самых больших медведей, не привыкших уступать кому-либо добычу, дорогу или просто место под солнцем.

Мой отец во время маршрута на полуострове Тайгонос в северном Приохотье заметил на поляне крупного медведя. Обойти его не представлялось возможным, и отец, не желая убивать зверя, нашёл, как ему показалось, выход. Он выстрелил из винтовки в куст перед носом зверя.

После выстрела медведь повёл себя достаточно странно. Во-первых, сразу он не убежал, на что, признаться, рассчитывал отец. Он подошёл к кусту, обнюхал место, куда попала пуля, и вновь начал неторопливо пастись. Так, по крайней мере, могло показаться со стороны. Но во время пастьбы медведь довольно быстро занял место, на котором прицельный выстрел в него стал невозможен, а когда удалился под прикрытие густых зарослей, вдруг бросился удирать со всех ног от опасного места.

Впечатление «продуманности» поступков зверя вызывается тем, что медведь, как кажется, не предпринимает опрометчивых шагов. В книге зоолога Юрия Язана упоминается, что во время охоты на лосей в Печорской тайге «пустые» броски практически исключаются. «Чёрный зверь» никогда не бросится на другое животное — будь то лось, олень, кабан или человек, — не будучи заранее уверен в результатах своего нападения. Подготовка атаки проводится традиционными для хищника приёмами — преследованием, скрадыванием и засадой. Берёт медведь добычу на коротком рывке — так что жертва обнаруживает перед собой хищника лишь в самые последние секунды.

Медвежонок, погибший при падении с берегового обрыва. Фото О. Мочаловой.

Сторонники теории врождённого «миролюбия» бурых медведей обычно приводят примеры из личной практики или наблюдений знакомых. Примеры эти заключаются в том, что, дескать, медведь проходил в ста метрах от оленя, сохатого или самого рассказчика и не проявил к нему никакого интереса. Действительно, если медведь не уверен в успехе своего нападения, то он считает своим долгом показать, что не очень-то ему и хочется этого мяса.

Надоело-с. Не барское это дело — за оленями гоняться. Что характерно, и противоположная сторона, т. е. потенциальная жертва, тоже знает, где и при каких обстоятельствах надо остерегаться медведя, а при каких — нет. Понимает, что заметный издали и спокойно идущий медведь в сто раз безопаснее скрытно крадущегося. Тем не менее, если кто глупый решит испытать судьбу и подойдёт к такому прогуливающемуся мишке на критические 10–15 метров, он мгновенно поймёт, что имеет дело не с библейским львом.

Потому что если медведь о чём-нибудь и думает, так это о том, что бы сегодня поесть.

Наряду со столь тривиальными блюдами, как кедровые шишки, ягоды, мёд и гнилая рыба, в меню медведя могут присутствовать и осколки бутылок, и консервные банки, и даже камни. Однажды мне повстречался медвежий помёт, почти целиком состоявший из изжёванного полиэтилена.

Я уже упоминал о том, что если внимательно рассмотреть медвежью пасть, то она производит некое двойственное впечатление: мощные клыки хищного зверя, призванные разрывать мышцы и дробить кости добыче, сосуществуют с плоскими поверхностями коренных зубов, перетирающих растительную пишу.

Анализ питания такого, в общем-то далеко не безопасного животного проводится довольно интересным способом. В самом деле, не подойдёшь же к мирно пережёвывающему на лугу пишу гиганту и не задашь ему вопрос, наподобие Нильса из сказки Сельмы Лагерлёф: «А не ответите ли вы, многоуважаемый Медведь, что изволите вы кушать в настоящее время?».

Первый способ изучения меню бурого медведя заключается в элементарном подглядывании. Исследователь следует за бурым медведем по пятам. Ну, не совсем по пятам, а на значительном расстоянии, вооружённый биноклем, и следит за всеми действиями своего подопечного, стараясь точно замечать места, где медведь решает перекусить. Заодно старается разглядеть и то, чем он перекусывает.

Ягоды брусники — одно из главных лакомств сибирских медведей, когда они весной выходят из берлоги.

Другой метод изучения этого зверя сравнительно безопаснее, но возможен только ранней весной и поздней осенью, когда землю укрывает белый мягкий слой снега, на котором остаются отчётливые следы. По следам всё видно — вот мишка гнилую муравьиную колоду развалил, вот погрыз сухое бревно, вот копался на дне высохшей протоки, пытаясь добраться до снулой, оставшейся с прошлого года кеты — судя по глубине выкопанной ямы он учуял её почти что с метра из-под снега…