Игорь Акимушкин - Мир животных. Рассказы о змеях, крокодилах, черепахах, лягушках, рыбах.

У червевидных саламандр хвосты тоже непомерно велики. Уцепятся хвостом за неровности земли — не оторвешь без членовредительства. На ветке вниз головой могут повиснуть: лишь хвостом держатся. Крохотные лапки им вроде бы и не нужны. Многие ползают, извиваясь по-змеиному. А если попытаетесь схватить саламандру, она бьется в конвульсиях, скручиваясь кольцами, как некоторые черви или гусеницы. За все это их и назвали червевидными.

И жизнь соответствующая — подземная: обычно в дырах, понаделанных дождевыми червями! В летнюю жару глубоко прячутся. В зимние дожди, когда солнечные берега Калифорнии освобождаются наконец от курортников, у червевидных саламандр самый «дачный», так сказать, сезон. Из подземелий вылезают на чистый воздух. Снуют по сырой земле. Но и тут от уютных нор далеко не уходят. Между собой общительны. Без обид уживаются тесными компаниями. Порой все саламандровое население подземелий часами сидит неподвижно, высунув головы из нор. Чуть тревога какая, все головы разом скрываются в глубине дыр (при этом хвост служит им как якорь).

У большинства безлегочных саламандр брачные игры и яйцекладки — на суше. Гнезда под камнями, в гниющих пнях, просто в ямках во мху или в сырой земле, в дуплах, под корой. Матери (иногда и самцы) у некоторых охраняют яйца и детенышей.

Опыты показали: брошенные самкой яйца погибают. Когда мать рядом, они лучше развиваются. Унесенная из гнезда, она к нему возвращается. У некоторых — коллективные яйцекладки. Охраняет гнездо одна из самок. Замечено, что, если бурая ручьевая саламандра найдет неохраняемую яйцекладку (чужую, но своего вида!), в самке тут же пробуждается материнский инстинкт. Она ее «высиживает» и оберегает. Если и за десять метров удалить ее от неожиданной находки, возвращается, ползет, спешит обратно, каким-то чудом угадывая правильный путь!

Все бесхвостые земноводные выглядят довольно однообразно. Спутать их нельзя ни с кем. Это лягушки и жабы. Если говорить обобщенно, потому что оба названия довольно условны. Лишь внешнее сходство, а не действительное родство с лягушкой побуждает называть, скажем, квакш древесными лягушками (генетически они ближе к жабам).

Жаб и лягушек знает каждый, и, надо полагать, редко кто спутает, хотя и такое бывает. Если, однако, появятся сомнения, можно посоветовать заглянуть к ним в рот: есть зубы или нет? Рекомендуется проверить ногтем. У лягушек на верхней челюсти — крохотные зубки. Жабы совершенно беззубые (наши и другие «настоящие» жабы).

Кстати, о зубах. У многих бесхвостых амфибий зубов нет. У других они только в верхней челюсти. И лишь у сумчатых квакш рода амфигнатодон в обеих челюстях. Кроме того, зубы могут быть и на нёбе.

Если вы возьмете лягушку или жабу двумя пальцами за бока, то легко убедитесь: ребер нет. Только у низших бесхвостых амфибий семи семейств, и среди них у хвостатых лягушек, а из наших — у жерлянок и жаб-повитух, есть ребра. Однако тот, кто препарировал лягушек, может с этим утверждением не согласиться. «Есть ребра, — скажет, — сам видел. Недлинные, правда, но есть». То не ребра, а поперечные отростки позвонков. Их легко принять за короткие ребра.

У жаб и лягушек — имеются в виду взрослые, а не головастики — нет ни жабр, наружных или внутренних, ни жаберных щелей. Дышат легкими. Поскольку они все-таки амфибии и, следовательно, часть, а некоторые и всю жизнь проводят в воде, им, естественно, необходимы «весла», чтобы грести. У многих между всеми пятью пальцами на задних ногах натянуты плавательные перепонки. А у некоторых — и между четырьмя на передних: например, у летающих лягушек, у лягушки Барбура и шпорцевых из рода хименохирус. Если жизненный цикл после метаморфоза в основном совершается вне воды, перепонки недоразвиты или их совсем нет: у настоящих и антильских свистунов, филломедуз и некоторых лейопельм.

Бесхвостые амфибии — первые из позвоночных, огласивших сушу своими криками, первые, наделенные голосовыми связками — особой моделью природного «музыкального» инструмента. В дополнение к нему многим лягушкам и жабам (но не из древних семейств) даны природой резонаторы — усилители звука, Вы их, конечно, видели в действии, когда где-нибудь у реки или пруда по той или иной причине присутствовали на «концертах» зеленых лягушек, прудовой и озерной. Кожистые пузыри вздуваются в углах рта у лупоглазого крикуна. Это резонаторы наружные. Бывают и внутренние, скрытые под кожей горла. Примером здесь могут служить наши бурые лягушки, травяная и болотная, или зеленые жабы (у серых нет резонаторов). Либо, наконец, квакша — крохотная древесная лягушка. Кричит она, сидя в листве, очень громко, но увидеть ее почти невозможно. У самца кожа горла, которую он раздувает, всегда несколько более дряблая, чем у самки, и не белая, как брюхо, а более темная, буро-желтая.

Резонаторы — только у самцов. Самки лягушек и жаб редко и тихо попискивают, «звенят» негромким колокольчиком (жабы-повитухи) либо и вовсе немые. Только у австралийских голубых квакш и ателоповых лягушек весьма говорливые самки.

Мало таких мест на Земле, где нет лягушек и жаб. Конечно, Антарктида, снега и льды высоких широт и горных высот. Моря, океаны и вообще воды соленые, в которых все без исключения амфибии жить не могут. Правда, в сторону такого «исключения» некоторые робкие шаги уже сделаны: травяные лягушки, например наши зеленые, американские северные жабы и жаба-ага размножаются порой и в солоноватой воде. А филиппинская лягушка больше того — в зоне прибоя прячется в норах крабов! Ее головастики плавают в воде с соленостью около 2,6 процента. Это достаточно крепкий соляной раствор, более крепкий, чем, скажем, в Черном море.

Но общее правило для большинства сохраняется в силе — земноводным иметь второй средой обитания лишь пресные воды. Это тихие заводи, даже лужи и канавы, непроточные озера и пруды, большие, малые реки и бурные горные ручьи, заболоченные низины тропического леса либо тундры и пересыхающие в зной потоки сухих прерий и пустынь. Почти всюду, на всех широтах от Нордкапа до Огненной Земли.

Для земноводного типично начинать жизнь в воде, после метаморфоза продолжать ее на суше, периодически возвращаясь для размножения в стихию, где прошло детство. Но есть исключения. Многие и после метаморфоза, уже взрослые, живут в воде: наши жерлянки, американские пипы и африканские шпорцевые лягушки, у которых есть даже боковая линия, как у рыб и головастиков. Другие, напротив, начинают и заканчивают жизненный цикл на суше. Здесь же и размножаются. Сейшельские чесночницы, некоторые южноамериканские лягушки из семейства свистунов роют ямку в земле и в нее помещают икру в пенистой «упаковке» (в студенистой — у сейшельских чесночниц, и не в ямке, а открыто, на влажных листьях). Затем засыпают землей. В воде, получающейся от пены, головастики быстро заканчивают превращение, и крохотные лягушата разбегаются во все стороны. Но у сейшельских чесночниц и южноамериканских древолазов забираются на спину к отцу. Он терпеливо сидит рядом и ждет их появления, а потом носит на себе.