Василий Алферов - Утро года

А вот Евсей Наумыч ловит только на донки, с берега. Или, точнее, на закидушки. И охотится главным образом на сома, за что его и прозвали Сомятником.

— Сызмальства я на него, черта, зуб имею, — высказывал свою обиду Евсей Наумыч каждому, с кем встречался впервые. — Он мне, леший лобатый, чуть было ногу напрочь не оттяпал, когда я в речке купался.

Евсей Наумыч не по книжкам, а по своему большому опыту знал, чем надо угощать сома, и при случае охотно рассказывал об этом:

— Поджарку из дичины сильно уважает. Подпали ему, к примеру сказать, воробьишку — издалека дух учует, подойдет и хапнет. От живого язика или, скажем, от плотицы тоже не откажется. Да и квакушек ему только давай — глотает за милую душу!

Когда Евсей Наумыч был помоложе, то готовил разнообразную приманку. А теперь ограничивается одними лягушками.

— И ничего, — говорит он, — не обижаются сомы, берут.

Минувшим летом мне довелось побывать в родных колхозных местах и встретиться с Евсеем Наумычем.

— Вот в самый кон попал! — сказал он мне и лукаво прищурил левый глаз. — Дикая розочка [3] Шиповник. зацвела — самый клев сома. Собирайся, нынче вечером пойдем на Дальний омут.

Закидушки — это не мой способ лова. Я предпочитаю ловить только на поплавочные удочки. Но мне давно хотелось порыбачить с прославленным Сомятником и понаблюдать за ним, за его методами. Тем более что о нем разные фантастические слухи ходили, будто бы он «колдун», знает «петушиное слово», а перед тем как идти на рыбалку, ловит черного таракана, завертывает его в тряпочку и прячет в карман. И будто бы, прежде чем забросить приманку в воду, кладет ее на ладонь, подносит ко рту и шепчет какой-то наговор.

Часов в шесть вечера мы с Евсеем Наумычем были на Дальнем омуте. Я поспешно размотал удочки и забросил их между кустов. А Евсей Наумыч, взяв сачок и корзинку, пошел на соседнее озеро за лягушками.

— Не стоило бы ходить туда, — заметил я. — Их и здесь уйма.

— Эта лягушка мелковата и не так сдобна́, как озерная, — сказал Евсей Наумыч. — Нынче мне хочется посадить на крючок приманку крупную и показать тебе, какие тут лешие водятся — страх!

Пока Евсей Наумыч ходил за приманкой, я успел поймать на добрую уху.

— Ты что-то запропал там, Наумыч, — спросил я.

— И не толкуй, голова! — утирая со лба обильный пот рукавом выгоревшей гимнастерки, ответил он. — Насилу забагрил, каких мне хотелось. Крупную лягушку, брат, изловить не так-то легко. Последняя, можно сказать, тварь, а тоже хитрость имеет.

Смеркалось. Евсей Наумыч стал разматывать закидушки, а я занялся подготовкой костра. Делаю свое дело, а с Наумыча глаз не спускаю. Думаю, какое же он сейчас «колдовство» будет применять? Однако ничего подобного не произошло. Все делалось обычным порядком. Наумыч насаживал на крючок приманку и спокойно, без суетни, твердой и умелой рукой забрасывал в воду одну удочку за другой. Удачнее всех забросив последнюю, он от удовольствия крякнул, а потом умылся и подошел к костру.

— Ну вот и вся работа, — вынимая из кармана жестяную коробочку с махоркой, сказал Евсей Наумыч. — Теперь до утра. А с поплавочной удочкой сиди как прикованный.

— Зато спортивного интереса больше, — говорю я. — Видать, как рыба поплавок топит.

— Особливо ерш, — смеется Наумыч. — Хотя, надо правду сказать, ерш в ухе — первейшая рыба. Особенный вкус придает. Но больно уж муторно ловить эту мелюзгу. То ли дело сом! Как ввалится на полпуда, а то и на пуд, вот тебе тут и спортивный интерес — аж поджилки задрожат!

— И часто попадаются такие крупные?

— Часто не часто, а как пойду — так и есть. У меня, брат, как по заказу. Погоди, утром вот сам увидишь.

После ужина Евсей Наумыч, позевывая, сказал:

— Ну, теперь и уснуть не грех.

— А не проспим?

— Кого, сомов?

— Да.

— Никуда они, голубчики, не денутся. Снасть у меня крепкая, быка удержит. Спать можно спокойно.

Мы спрятались от комаров под марлевый полог и заснули.

А на рассвете, когда прибрежные тополя-великаны зашептались с бодрым, приятным ветерком, Евсей Наумыч заворочался. Он вылез из-под полога и, закуривая, проговорил:

— Экая благодать кругом! Никак не могу наглядеться. Вон иволга тоже пробудилась, в дудочку заиграла, шельма…

Вылез и я на свет божий. Евсей Наумыч сказал:

— Ну, брат, пойдем. Поглядишь, как я леших из омута буду выуживать. Да подмогнёшь, ежели часом неустойка случится.

Евсей Наумыч говорил уверенно и совершенно серьезно, будто бы сомы сидели в каком-то загоне и ждали поединка.

Вот и берег омута. Наумыч пристально смотрит на закидушки и шепчет:

— На всех трех есть, по шнурам вижу. — И стал тащить первую закидушку. Вдруг он сердито заворчал: — Что за оказия такая, понять никак не могу. Хоть задом наперед становись.

А когда мы, действительно, повернулись спиной к воде, то без труда увидели эту «оказию». Огромные, по ладони, лягушки, насаженные на крючки, самым спокойным образом сидели на песчаном бережке и благополучно встречали доброе июньское утро. Произошло это потому, что Наумыч, желая удивить меня редким уловом, постарался добыть самых крупных квакуш. А грузила оказались легковатые. Лягушки и выбрались из омута. Я с трудом удерживал себя от смеха. А Евсей Наумыч, взъерошенный и злой, молча сматывал закидушки. И только по дороге к дому он неожиданно заговорил:

— Подумать только, осечка произошла! Это, брат, небывалый случай в моей рыбацкой практике!.. Извольте радоваться — вылезли, шельмы, и сидят вылупя зенки. Умора, ей-богу! — Наумыч покачал головой и закатился молодым, неудержимым смехом.

Теперь мы смеялись оба.

1945 г.

Был конец июня. Под выходной день я решил поехать на рыбалку с ночевкой. Но получилось так, что меня задержали дела и я отстал от своих приятелей. Сижу на пристани и, глядя на удаляющийся паром с рыболовами-ночевщиками, думаю, что же теперь делать? Смотрю, к мосткам подходят два паренька — одному лет четырнадцать, второму лет двенадцать. И, как говорится, рыбак рыбака видит издалека — прямо ко мне.

— Здравствуйте, дядя! — проговорили они враз. — Вы не заметили тут троих ребят с удочками и с овчаркой?

— Нет, не заметил. Наверное, уехали вон с тем паромом.

Матрос в расстегнутой рубашке подметал пол. Он посмотрел на ребят и улыбнулся.

— Придется вам, рыбаки, обратно домой идти. Ваши друзья-приятели, которые с овчаркой, часа полтора как переправились за Волгу. Так-то вот. Не надо запаздывать.

Ребята переглянулись, однако обратно уходить не собирались. Они положили аккуратно связанные длинные бамбуковые удилища, поставили корзинку, в которой виднелся плетеный садок для рыбы, сняли с плеч рюкзаки. По виду ребят, по их снасти нетрудно было догадаться, что это не уклейщики, а довольно опытные рыболовы. Говорю им: