Геннадий Снегирёв - Умный дикобраз

Вечером закат был красный, и ночью подул северный ветер. Загудела тайга, закурились снега на вершинах гор. Звёздочка загорелась высоко в чёрном небе. Налетела тучка, звёздочка погасла.

Далеко в тайге горит огонёк. Это светится окно охотничьей избушки. Потрескивают дрова в железной печке, мыши пищат под полом. Охотник сидит за столом, набивает патроны.

К рассвету пурга заметёт старые следы зверей, и рано утром соболь выйдет на охоту, оставит свежий след. Лайка загонит соболя на вершину кедра. Будет лаять на соболя, он зафыркает на лайку, и охотник подойдёт незаметно и убьёт соболя.

Зимой в Казахстане видел я верблюжий караван. Верблюды глаза от снега закрыли и шли навстречу метели. На первом верблюде, вожаке, сидел мальчик. Он держался за горб и тоже глаза зажмурил.

А вожак шёл с открытыми глазами.

Вся шерсть у верблюдов заиндевела, на морде сосульки выросли, и ресницы покрылись белым инеем. На последнем верблюде нагружена была войлочная юрта.

Ветер раздувал войлок, как парус, и верблюд наклонялся в одну сторону. Видно, издалека шёл караван, и тяжело было верблюду, он тихо стонал.

Караван скрылся в степи, а я всё удивлялся: верблюды такие большие и покорные, даже маленького мальчика слушаются…

Весной подул южный ветер, снег намок, и верблюды стали задумчивые.

Их погоняют, кричат, а они стоят на месте, жуют жвачку и смотрят куда-то далеко, о чём-то мечтают.

Потом снег остался только в оврагах. Бугорки просохли.

Степь стала рыжая от прошлогодней травы. Прилетели жаворонки, орлы, кулички.

Суслики стояли жёлтыми столбиками у норок и звонко свистели.

Степь проснулась и зазвенела.

И тут верблюды взбесились. Они убежали в степь, подальше от людей. И там бегали, кувыркались, оставляя на траве клочки зимней шерсти.

Однажды я услышал, как за холмом кто-то топчется, от пыли не видно кто.

Я подошёл поближе, а это верблюды отплясывают. То передними ногами топнут, то задними. То передними, то задними. Передними, задними…

Верблюды танцевали танец весны. Они радовались, что прошла зима, греет солнце и они живы.

На дворе шёл снег, было холодно.

Но я знал, что в Казахстане сейчас весна. И так мне захотелось увидеть, что делается там весной, что я пошёл на вокзал, купил билет и поехал.

Сначала поезд мчался среди лесов. И вечером закат был багровым от мороза.

На Волге мокрый ветер качал деревья, грачи уже прилетели и ходили по полям.

В Казахстане снег лежал в ямках около телеграфных столбов.

Весенний верблюд нюхал рельсы и линял. А на одной станции продавали кисель, и дикие осы садились на руки, и в степи родился голубой верблюжонок, слабенький и слепой.

Я спросил казаха, когда у верблюжонка глаза откроются.

— Как откроются, его в сарае запрут, — сказал он.

Я удивился:

— Он, наверное, погулять захочет?

— Нельзя ему погулять, — вздохнул казах и рассказал, что у верблюжонка кожа на пяточках ещё нежная, а в степи скорпионы под камнями притаились, и змеи, и ядовитый паук каракурт. И все они только и ждут, чтоб верблюжонок в степь убежал.

Поезд поехал дальше.

Я стоял у окна, думал: змею увижу или скорпиона. Но так и не увидел.

Только на повороте увидел я, как мчится паровоз, а впереди, около рельсов, стоят жёлтые столбики. Вот-вот налетит паровоз на столбик…

И вдруг столбик катится в степь. Это суслики. Они свою храбрость показывают.

Огромное железное чудовище несётся на суслика, а он стоит, лапки прижал к груди и не шевелится.

Колёса гремят всё ближе: тук-тук, тук-тук! И сердце у суслика от страха: тук-тук, тук-тук, тук-тук!

Наконец не выдерживает и с визгом — назад в норку. Там его ждёт невеста.

А вот и горы показались.

Тюльпаны захлестнули всё. Ветерок их покачивает, они волнами переливаются, то розоватые, то совсем как огонь, а вон жёлтая полоса пробилась…

Жаворонок чёрный на камушке сидит. Вот он взвился и поднимается всё вверх, всё вверх и весь дрожит, трепыхается от песен. А солнце так и жжётся, так и палит.

Далеко за Сырдарьёй, на краю пустыни, стоит белый домик. Живёт в нём лесник Тилан.

В августе каждое утро он выводит из сарая верблюда, навьючивает на него мешки семян и уезжает в пустыню. Семена тамариска он разбрасывает по вершинам песчаных барханов, семена саксаула раскидывает в низинах. Верблюд идёт быстро, только успевай запускать руку в мешки — слева тамариск, справа саксаул.

Из-под ног верблюжьих во все стороны, как брызги, разбегаются ящерицы-круглоголовки. Удавчик мелькнул серебристой стрелкой на песке, свернулся пружиной и зашипел издалека на верблюда.

К полудню ящерицы и змеи зарылись в песок, чтоб не испечься. Ящерицы-агамы залезли на тамарисковый куст. На вершине куста, на каждой веточке, сидит неподвижно ящерица, подняла головку и тяжело дышит.

Тилан привязывает верблюда к ветке тамариска; ящерицы не убегают — им некуда бежать по раскалённому песку, а наверху иногда налетит прохладный ветерок.

Тилан развьючивает верблюда, кладёт войлок на песок, сверху на куст вешает халат и в тени отдыхает.

Пустыня как будто вымерла до вечера. Только варан показался на вершине бархана, увидел Тилана и зашипел: Тилан помешал ему ловить ящериц на тамариске.

Варан кидается на куст, ящерки с писком прыгают сверху, и варан хватает их.

К вечеру жара спадает.

Вылезают из нор песчанки, свистят, перекликаются друг с другом.

За ними вылезают круглые клещи, похожие на свинцовые пломбы, и пустыня оживает.

Вечером, когда Тилан подъезжает к белому домику, на горизонте, как мираж, мелькают антилопы-сайгаки. Они бегут за сотни километров к глубокому колодцу в пустыне.

Всю ночь они будут стоять вокруг колодца и дышать, дышать влажным воздухом. К утру, когда пастухи пригонят овец на водопой, сайгаки убегут в пески.

Каждый день выезжает лесник Тилан засевать пески.

Саксаул пускает корни на много метров в стороны и в глубину. Корни саксаула и тамариска закрепляют пески, не дают им передвигаться и засыпать арыки, сады и кишлаки.

Я проснулся. Было тихо. Шакалы замерли, и древесные лягушки замолчали.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Как будто стучат деревяшки. Это тростинки друг о друга стукаются, гнутся.

— Кто это?

— Сазан пошёл!

— Да разве сазан может тростник гнуть?

— Морской сазан может!

Днём увидел я морского сазана. Он весь был закован в красную чешую, как рыцарь в латы. Валялся в пыли, а сам всё к воде, к воде полз и красным глазом на рыбаков косил, как дикий жеребец.