Хел Херцог - Радость, гадость и обед

Но можно ли сказать то же самое, сравнивая собачников и кошатников? Сэм поддерживает онлайн-вариант личностного опросника Большой пятерки и за последние десять лет получил ответы от нескольких десятков тысяч людей. (Вы и сами можете принять участие в этом исследовании, если пройдете по адресу www.outofservice.com/bigfive.) В 2009 году он временно ввел в опросник один дополнительный вопрос, предложив участникам указать, считают ли они себя собачниками, кошатниками, или и тем и другим, или ни тем ни другим. За последующую неделю тест прошли 2088 собачников и 527 кошатников.

Каковы же были результаты теста?

• Собачники более экстравертны.

• Собачники более приспосабливаемы.

• Собачники более расчетливы.

• Кошатники менее эмоционально стабильны.

• Кошатники меньше открыты новому.

Что ж, тут кухонные психологи оказались правы — между собачниками и кошатниками разница есть, да и основные различия вы вполне могли бы предсказать заранее. Но в науке всегда есть свои нюансы — и в данном случае нюанс заключался в том, что различия личностных показателей у собачников и кошатников оказались сравнительно невелики. (Единственным исключением стал показатель экстравергности — там различия достигали среднего уровня.) Вывод прост: когда вы называете себя собачником или кошатником, вы позволяете узнать кое-что о вашей личности — меньше, чем узнал бы исследователь из содержимого вашего айпода, но больше, чем сказало бы ему содержимое вашего холодильника.

В последний свой визит на Манхэттен я провел полдня в Метрополитен-музее, разглядывая картины, изображавшие взаимоотношения людей и животных. Картин таких я увидел немало, но больше всего меня поразил холст итальянского художника шестнадцатого века Аннибала Карраччи. Картина называлась «Дети, дразнящие кота». На картине были изображены двое милых детей и кот. Мальчик придерживал кота левой рукой, а в правой у него был рак. Мальчик дразнил рака, побуждая его вцепиться массивной клешней в кошачье ухо. От ангельских улыбок, свидетельствовавших о том, что игра детям очень нравится, у меня мороз пробежал по коже. О, вопиющая жестокость! Что это — простая детская забава или свидетельство скрытой патологии психики, которая однажды прорвется наружу еще более страшным насилием?

Бессмысленная жестокость по отношению к представителям других биологических видов очень наглядно показывает связь нашего отношения к животным с другими, более обширными вопросами психологии. К примеру, что лежит в основе жестокого обращения с животными — личностные свойства или влияние среды? Некоторые ученые убеждены, что корни жестокости кроются в истории человека как вида и особенно тесно связаны с тем фактом, что нашими предками были, по всей видимости, плотоядные обезьяны, которым нравилось разрывать добычу на части. Впрочем, есть и те, кто убежден, что дети от природы добры, а в бессердечном отношении к животным повинна наша культура, в которой есть место охоте и поеданию мяса. Любят поговорить о жестокости и те, кто отслеживает проблемы морального плана, связанные с взаимодействием человека и животных. Вот, например, охотник получает удовольствие от убийства оленя — а чем оно отличается от удовольствия, которое получает злой ребенок, привязывая жестянку к собачьему хвосту?

Антрополог Маргарет Мид писала, что «одна из самых опасных вещей для ребенка — убить или замучить животное и не понести за это никакой кары». Ее слова звучат эхом темы, всплывающей то тут, то там на протяжении не одной сотни лет. Джон Локк и Иммануил Кант видели прямую связь между жестоким отношением к животным и насилием, направленным на людей. По сути, Кант считал, что мы должны быть добры к животным по одной-единственной причине: потому, что жестокое обращение с животными ведет к насилию над людьми. Некоторые антропологи убеждены, что жестокое обращение ребенка с животными — это первый шаг на пути к превращению в преступника. Впрочем, эту точку зрения разделяют не все.

Одно из первых систематических исследований, рассматривавших связь жестокого обращения с животными и преступности, было проведено психиатром Аланом Фелтхаузом и ведущим исследователем взаимоотношений людей и животных Стивеном Келлертом. Они опросили группу агрессивных преступников, неагрессивных преступников и людей, не совершивших ни одного преступления. Среди преступников с высоким уровнем агрессии было гораздо больше тех, кто неоднократно мучил животных, нежели в других группах. Степень жестокости тоже была иной — агрессивные преступники заживо пекли котов в микроволновках, топили собак и мучили лягушек.

Ознакомившись с этим и аналогичными исследованиями, я сам стал спрашивать своих друзей, обижали ли они в детстве животных. Результат оказался совершенно непредсказуем. Так, мой приятель Фред, строитель по профессии, признался, что в детстве они с товарищами взрывали лягушек петардами. Когда другому моему приятелю, Генри, было пять лет, мама купила ему маленького коричневого щенка с длинными висячими ушками. Однажды Генри — ныне профессор физики — с друзьями решили поиграть и начали бросать щенка друг другу через штакетник. Щенок то и дело ударялся о штакетины, и спустя несколько дней умер. Генри сказал, что теперь не может вспоминать об этом без слез. А когда я задал Линде вопрос о том, не мучила ли она в детстве животных, она замолчала и стала очень серьезной. Да, призналась она, мучила, но говорить об этом она была не в состоянии. Самым безобидным из всех оказался Иен — он ограничился тем, что жег муравьев с помощью увеличительного стекла.

Я был потрясен, узнав, как много среди моих знакомых людей, обижавших в детстве животных. Однако ни один из них не пошел по кривой дорожке, не стал уголовником, не начал бить жену и не превратился в серийного убийцу. Между прочим, ничего страшного не случилось и с Чарльзом Дарвином, который написал в своей автобиографии, что ребенком «я избил щенка — наверное, просто потому, что наслаждался собственной силой». (Однако дальше Дарвин пишет: «Этот случай тяжкой ношей лег на мою совесть, свидетельством чего может послужить то, что я по сей день точно помню место, где было совершено злодеяние».)

Я и сам не без греха. Ребенком я жил во Флориде, и мы с друзьями любили стрелять из духовых ружей «Дейзи ред райдер», используя в качестве мишеней сухопутных крабов и жаб. Однажды утром я шел куда-то с ружьем и вдруг увидел сидящую на ветке певчую птичку. Я подумал — а стрельну-ка я в нее. Все равно ведь не попаду. Да и что ей мое духовое ружье? Как оказалось, я глубоко заблуждался. Пуфф — и птичка замертво упала на землю. Я был ошарашен. Как велика оказалась разница между уродливым сухопутным крабом и красивой птичкой на дереве! Больше я никогда не стрелял в животных.