Дайан Фосси - Гориллы в тумане

Теоретические основы охраны природы находятся в резком противоречии с реальными активными мероприятиями. Для столь экономически неразвитой страны, как Руанда, абстрактные положения куда привлекательней практических программ. В первом случае упор делается на поощрение роста туризма путем улучшения существующих дорог, окружающих горы Вулканического национального парка, обновления здания управления парка и туристских пансионатов, а также на приручение горилл, обитающих возле границы парка, с тем чтобы туристы могли подходить к ним и фотографировать. Теоретические основы получили высокую оценку со стороны правительства Руанды и управления парка, которые, естественно, хотят, чтобы Вулканический национальный парк приобрел всемирную известность и тем самым экономически оправдывал бы свое существование в стране с дефицитом земель, пригодных для сельского хозяйства. В результате проведения такой политики число туристов, посещающих Вулканический национальный парк, резко возросло. Только в 1980 году доходы парка от туризма удвоились по сравнению с предыдущим годом.

Но тут мы сталкиваемся с полным непониманием того, что более актуальные задачи выживания двух сотен горных горилл и других диких животных, оставшихся в Вирунге, не могут решаться в рамках долгосрочной программы теоретической охраны природы. У горилл и прочих животных нет времени ждать. Убить гориллу можно одной ловушкой или пулей. Поэтому очень важно, чтобы действенные охранные мероприятия касались непосредственных опасностей, возникающих в парке. Все, что выходит за рамки этих мероприятий, следует отнести к теоретическим выкладкам. Можно научить местное население уважать горилл и тем самым поощрить туризм, но это никоим образом не поможет выживанию двухсот сорока двух горилл, которых не увидят будущие поколения туристов. Нельзя недооценивать значение теоретических положений в отдаленной перспективе, но они не должны заслонять неотложные задачи.

Вдали от глаз общественности горстка преданных своему делу людей в Вулканическом национальном парке продолжает вести активную борьбу за сохранение парка и обитающих в нем животных. Среди выдающихся личностей, рисковавших своим положением ради идеи, следует отметить Паулина Нкубили. В качестве начальника патрульной службы Руанды он накладывал огромные штрафы на покупателей и продавцов-браконьеров в Вулканическом национальном парке. Своими действиями он фактически ликвидировал торговлю трофеями, в том числе головами и руками горилл, идущими на изготовление сувениров. В клане Рутшемы нашлись батутси, которые, порвав с многолетними традициями незаконного выпаса скота в парке, стали активными участниками патрулей против браконьеров в Национальном парке Вирунга. Паулин Нкубили, верные сотрудники Исследовательского центра Карисоке и члены патрулей выполняли свою скромную работу, движимые личными убеждениями. Единственной наградой для них было сознание правоты своего дела. Надежда на светлое будущее Вирунги находится в их честных руках.

Как ни странно, моим знакомством с первой группой горилл на горе Високе (в дальнейшем группой 4) я обязана браконьерам. Два представителя народности батва преследовали дукера с луком и стрелами и, услышав пронзительные крики на склонах Високе, прибежали в лагерь и доложили мне о появлении горилл.

Я последовала за браконьерами и вернулась в лагерь довольная от мысли, что мне удалось выйти на контакт с гориллами в первый же день существования лагеря Карисоке. Когда в тот вечер я села за машинку, чтобы отпечатать сделанные за день заметки, со склонов горы Високе где-то за моей палаткой до меня доносились отчетливые звуки ударов в грудь и голосовые сигналы горилл. Эти звуки исходили из точки, удаленной на километр с лишним от того места, где я встретилась с группой 4. Поскольку гориллы за день проходят не более 400 метров, я поняла, что это; новая группа, ставшая в дальнейшем группой 5.

На следующее утро я поднялась к источнику звуков, услышанных накануне вечером, отыскала след и вышла по нему на поросший густым лесом гребень, поднимающийся над лагерем. Увидев меня, животные немедленно попрятались, за исключением подростка, который взобрался на дерево, постучал себя по груди и, эффектно перескакивая с ветки на ветку, с треском приземлился на низкий кустарник. Я тут же дала ему кличку Икар. Остальные члены группы — как выяснилось позже, их было пятнадцать — удалились метров на шесть-семь от того места, где питались, и принялись украдкой рассматривать меня сквозь заросли. Однако проказник Икар снова полез на дерево и, чтобы покрасоваться передо мной, стал выделывать головокружительные акробатические трюки, а в перерывах с любопытством глазел на первого в его жизни человека, жующего стебли дикого сельдерея.

В первые же полчаса контакта с группой 5 мне удалось насчитать в ней двух серебристоспинных самцов, занявших фланговые позиции для защиты самок и детенышей. Обоих самцов легко было обнаружить и распознать по нестройным крикам. Более пожилого главенствующего самца, издававшего грудные встревоженные звуки «вроаа», я окрестила Бетховеном, а самца помоложе с более пронзительными криками я прозвала Бартоком. Позже я разглядела еще черноспинного самца и не смогла удержаться от соблазна назвать его Брамсом. В поле зрения также мельтешили четыре самки, таскавшие на руках детенышей разного возраста с глазами навыкате. Одна из взрослых особей спокойно уселась под деревом, на котором столь старательно усердствовал Икар. Она бережно прижала детеныша к груди, и по ее виду было ясно, что поведение Икара ее беспокоит. Я была уверена, это мать юного акробата, что подтверждалось сходством черт лица и частыми попытками Икара ее успокоить. Я окрестила самку Эффи, а ее прижатого к груди детеныша с блестящими глазами — Пайпер. Прошло еще полчаса, и гориллы тронулись в путь. Поскольку одним из моих основных правил было не следовать за гориллами, если они решили уйти, я отправилась восвояси, хотя Икар и задержался на некоторое время в кроне дерева.

Процесс привыкания ко мне группы 5 проходил гладко благодаря регулярным контактам. За первый год работы в Карисоке они стали подпускать меня на расстояние пяти-шести метров. Бетховен довольно терпимо относился к остальным двум самцам в группе — Бартоку и Брамсу, — очевидно, потому, что он рассчитывал на их помощь в охране самок и детенышей. Превосходящая всех по рангу самка Эффи с двухлетней дочерью Пайпер и сыном Икаром пяти-шести лет от роду всегда располагалась ближе всех к Бетховену, на лице которого появлялось выражение довольства всякий раз, когда, потакая своим чадам, он позволял им играть на своей мощной серебристой спине. Второй по рангу самкой была Маркиза, явно опасавшаяся Эффи, хотя Пентси, полуторагодовалая дочь Маркизы, свободно играла с Пайпер и Икаром. Пентси страдала от хронической астмы, что сказывалось на ее манере издавать звуки. Зачастую глаза Пентси слезились, а из носа текли обильные выделения, но я никогда не видела, чтобы Маркиза пыталась вытереть ей лицо. Две самки так и не получили имен: я никак не могла различить их, поскольку они все время прятались в зарослях. И наконец, две последние — Лиза и Идано — были окрещены, когда перестали чураться меня и я научилась их распознавать.