Паулина Киднер - Мой тайный мир

В тот час, когда я еще нежусь в постели, он уже скитается по холмам, наблюдая оленей и прочую дикую живность. Вдобавок он мастерски владеет пером — только недавно его снарядили в командировку в Израиль для написания серии путевых заметок.

Правда, разговор начался не с барсуков. У Майкла забарахлила машина, и он спросил меня, нет ли случайно запасной шестерни. Погрузив к себе нужную деталь, Майкл саркастически заметил: как хорошо иметь попутчицей женщину, у нее всегда все есть! В ответ я прошлась по поводу его новой машины на гидравлической подвеске — у нее всегда что-нибудь да летит! По пути мы подобрали еще одного добровольного помощника и взяли курс на Дорсет. Погода портилась на глазах, и вскоре снежные хлопья так залепили ветровое стекло, что пришлось включить дворники. Я надеялась, что снегопад скоро пройдет; так оно и произошло, когда мы добрались до пункта назначения, где встретились еще с одним человеком.

Мы разделились на пары, вооружились каргами и разошлись по разным направлениям, сговорившись собраться в половине первого на ленч. Моим партнером был, естественно, Майкл. Чаще всего граница территории барсуков проходит по линии кустов, окаймляющих поля, поэтому в поисках «разметки» я двигалась по одну сторону линии, а Майкл — по другую. Но не успели мы пройти и нескольких шагов, как небесная канцелярия решила сквитаться со мной за невнимание к предупреждениям о плохой погоде и обрушила снежный заряд. Закутавшись как следует в шарф, я сказала Майклу, что, если так будет продолжаться, придется давать отбой: под таким снегом не увидишь ни следов, ни меток. Тот согласился.

По пути миновали молочную ферму. Вот пример безответственного хозяйствования: жидкое цементное тесто стекало в большой пруд, и даже снежные хлопья не могли закамуфлировать ветки умирающих деревьев, окружавших его. Загрязнение не только убило жизнь в пруду и разделяющих поля канавах, но и уничтожило росшие по их берегам кустарники, изгнав всю населявшую их живность. Даже если предпринять наги по остановке загрязнения, на восстановление природного баланса все равно потребуются годы. При всем моем чувстве фермерской солидарности, когда я сталкиваюсь с подобными вещами, мне стыдно за тех немногочисленных представителей фермерского сословия, которые допускают подобные вещи. Пусть таких меньшинство, но пресса-то считает — все такие, и подобное же впечатление складывается у широких кругов.

Пройдя ферму и продвинувшись дальше вдоль поля, мы свернули с дороги и последовали вдоль кустарников; стоило мне напасть на барсучий след, как я тут же окуналась с головой в раскапывание «кладов» в поисках цветных шариков (ох, видел бы меня за этим занятием Дерек!). Снег прекратился, сквозь тучи стало вяло проглядывать солнце, но оно не спасало от пронизывающего ветра.

— О-о! — раздался голос Майкла из-за кустов. — Я нашей твоего старинного приятеля.

— Неужели барсука? — недоверчиво спросила я.

— Нет, — сказал Майкл. — Одного из тех пернатых, в которых ты души не чаешь, — Сквозь кусты протянулась рука, а в ней замерзший голодный грач — вот-вот отлетит бедная душенька. Майкл и прежде приносил нам попавших в беду животных, очевидно предполагая, что я с радостью готов принять любого. Единственное, что могло спасти грача, был тепло, так что я быстро засунула его под куртку. Мы продолжали путь, и теперь я одной рукой ковыряла ножом в барсучьем помете, а другой прижимала пичугу к животу.

— Эге! — сказал серьезным тоном Майкл. — А вот и еще один.

Я заворчала. Конечно, то, чем я занимаюсь, — святое дело, но всему же есть предел. Тут из-за кустов показалась улыбающаяся физиономия Майкла:

— Да что ты, что ты. Я только пошутил.

Я не нашла ничего лучшего, как показать ему язык.

От ходьбы и работы в согбенном положении я согрелась и даже стала наслаждаться простором утренних полей и сознанием, что хоть ненадолго отвлеклась от повседневных забот на ферме: мне так редко удается просто пойти погулять! Увлекшись болтовней с партнером, я совершенно позабыла о граче, который между тем тоже отогрелся и пришел в сознание. От удивления, куда же это он попал, он громко крикнул. Не успела я сообразить, откуда крик, как сама исторгла такой вопль, что Майкл залился смехом. Неблагодарная птица так долбанула меня в живот, что мне захотелось схватить ее за хвост и вышвырнуть подальше. Но грач, кажется, успокоился, и мы продолжили наш маршрут. При этом Майкл пытался сдерживать смех, но у него не всегда получалось.

Время летело быстро, и вскоре настала пора возвращаться. К счастью, хозяйка ресторанчика, куда мы приехали обедать, любезно согласилась принять к себе на полдня крылатого постояльца — поместила его в картонную коробку и положила туда грелку, так что во второй половине дня работать было легче. Кое-где приходилось перелезать через ограды, интересно, как бы я полазила с птицей за пазухой. В одном из холмов барсуки устроили себе норы прямо в меловом слое, и горы нарытого ими мела виднелись издалека. Вторая половина дня оказалась приятнее, чем первая: ветер стих, и я стала чувствовать себя много лучше.

Двигаясь вдоль кустарников по другому краю того поля, де мы нашли грача, Майкл обратил мое внимание на канюка [3] Канюк, или сарыч обыкновенный (Buteo buteo), распространен в лесной и лесостепной полосе Европы и Азии. В настоящее время во многих странах охраняется. , кружившего в небе и высматривавшего добычу. Теперь канюки стали более привычным зрелищем в наших небесах, а ведь в прошлом их численность дважды сокращалась катастрофически. В первый раз это произошло в начале столетия, и виной тому были пресловутые лесники, охранявшие дичь. После Второй мировой войны, когда число лесников резко уменьшилось, популяция канюков быстро восстановилась, но тут ее поджидала новая напасть — эпидемия миксоматоза у кроликов, являющихся их основной пищей. К несчастью, в наши дни дикие кролики оказались под угрозой еще какой-то опасной болезни; отразится ли это природное бедствие и на сарычах, покажет время.

Меня всегда изумляло, что столь крупная птица кружит в небесах почти без усилий, выбирая невидимые глазу восходящие потоки. На своих жестких широких крыльях, работая лишь кончиками, канюк возносится так высоко, что отслеживать его проще по раздающемуся с небес мяукающему зову, нежели визуально. И тут в моем мозгу мелькнула мысль: конечно, хорошо, что я спасла грача, но не отняла ли я тем самым только необходимый обед у канюка?

Майкл попросил меня выйти на середину поля и продемонстрировал, какие он отметил на карте места находок разноцветных шариков. Поле было огромным, и пройти по всему его периметру не представлялось возможным; Майкл предложил отправиться туда, где прежде была линия кустарников, которые ныне выкопаны, — там-то уж точно будут заветные клады цветных шариков! И вправду, вот она, череда ямок с шариками. Хотя кустарников давно не существует, граница барсучьих территорий не изменилась — барсуки из года в год ходят по одним и тем же тропкам и производят «разметку» границ по одним и тем же линиям. Даже если барсучья тропка, пересекающая поле, будет перепахана, точно по тому же месту пройдет новая. На карте, испещренной метками Майкла, возникала удивительная картина того, как складываются барсучьи владения.