Джой Адамсон - Моя беспокойная жизнь

В то время в Вене зародился и приобрел широкую популярность психоанализ. Захваченная общим увлечением, я стала наблюдать за всеми, кого мне приходилось встречать, чтобы подметить, ведут ли они себя в соответствии с психоаналитическими теориями, о которых я читала, и толковать их поступки как проявление подсознания. Мои друзья предупредили меня, что я смогу оценить преимущества новой науки только в том случае, если сама буду готова подвергаться анализу, и я ежедневно по часу безропотно расслаблялась, сидя на кушетке в квартире известного психоаналитика. По его требованию я говорила обо всем, что мне приходило в голову. Предполагалось, что, поступая таким образом, человек, не задумываясь, будет обнаруживать свои чувства, которые в свое время были подавлены.

Занимаясь психоанализом, я посещала также лекции по психиатрии на медицинском факультете. Изучение случаев психических заболеваний позволило мне кое-что узнать о трагедиях, постигающих многих людей. Но более глубокое исследование этих аномалий пугало меня. Поэтому в поисках здоровой основы, которая могла стать целью моей жизни, я вернулась к занятиям скульптурой.

Ома, зная о моей возрастающей депрессии, поощряла меня брать уроки у известного скульптора профессора Вильгельма Фрасса. Его студия находилась в Пратере, лесопарке, который тянется вдоль Дуная и одно время был местом королевской охоты. Небольшой участок Пратера близ Вены иногда использовался для международных выставок. В 1873 году, когда в Австрии проводилась всемирная выставка, там были построены два стоящих друг против друга больших здания, напоминающих греческие храмы. Позднее они были превращены в студии для художников, создававших монументальные полотна.

Был чудесный весенний день, когда после прогулки в лесу я добралась до этих двух греческих храмов, постояла у фонтана, потом прошла по вымощенным плитами ступеням, ведущим к портику, и постучала в дверь студии.

Фрасс приветствовал меня. На нем был белый халат и белая шапочка, прикрывавшая его седые волосы. Улыбаясь, он сказал: «Какой приятный сюрприз, что именно вы решили стать моей ученицей, с тех пор как я увидел вас на художественной выставке, мне хотелось сделать с вас скульптуру». С этого момента мы стали большими друзьями, а вскоре я подружилась и с семьей скульптора. С его женой и двумя сыновьями я провела много счастливых вечеров, исполняя камерные музыкальные произведения.

Что больше всего восхищало меня во Фрассе — это его манера выполнять все самому, от первоначального замысла до завершения работы. Очень немногие скульпторы поступают таким образом.

От него я узнала, насколько важно сделать такой набросок фигуры, чтобы он удовлетворял требованиям материала, в котором она будет воплощена, поскольку камень, мрамор, бронза, воск и дерево предъявляют различные требования к скульптору. Создание фигуры из целого куска дерева или камня казалось мне более привлекательным, чем работа с глиной. Поэтому я вернулась к резьбе по дереву и сделала несколько обнаженных фигур.

Одно время я стала увлекаться индонезийской резьбой по дереву и намеревалась поехать на остров Бали, чтобы поучиться у Вальтера Шписса, который там жил. В ответ на мое письмо он сообщил, что я должна либо иметь определенные доходы, либо выйти замуж за голландского плантатора, но, поскольку я не располагала средствами, чтобы жить в Индонезии, и у меня не было желания выходить замуж за голландского плантатора, я отказалась от этой идеи. Мне подумалось, что можно также поехать с человеком, намеревавшимся исследовать Соломоновы острова, на которых местные жители также занимались резьбой по дереву. Однако, когда этот исследователь сказал, что, если я поеду с ним, он оставит свою жену и я должна буду стать его любовницей, мне пришлось отказаться и от этого замысла.

Конечно, я хотела бы выйти замуж, но я не встретила еще такого человека, с которым могла бы соединить свою жизнь. Поэтому я много времени проводила в одиночестве, подолгу гуляя в лесу или катаясь на лыжах и стараясь быть как можно ближе к природе и как можно дальше от общества.

Внезапно в моей жизни появился новый интерес. Мои друзья студенты-медики устроили так, что я смогла побывать вместе с ними в прозекторской. Они предупредили меня, что мне может стать дурно, но я была настолько заинтересована соединением костей, сухожилий и тканей, что не думала о последствиях. Действительно, я так увлеклась, что решила бросить скульптуру ради медицины. Это означало, что мне придется потратить два года для подготовки к вступительным экзаменам, которые позволят поступить в университет, и в то же время мне придется освежить в памяти латынь. Бедная Ома! Только теперь, когда я пишу о тех временах, я сознаю, как прекрасно она понимала меня и как глубоко любила. Мне было двадцать три года, многие мои родственницы и подруги уже вышли замуж или работали. Только я, решившая вновь пойти учиться и потратить на это семь лет, как всегда, оставалась далекой от какого-либо определенного дела и представляла тяжелое финансовое бремя для Омы.

Мои новые занятия давались мне нелегко. Я никогда не была сильна в математике, химии или физике, а на подготовительных курсах не имела доступа в лаборатории и поэтому часто впадала в отчаяние. Было трудно также учиться с людьми моложе меня, и много часов уходило на домашние задания, которые почти не оставляли времени для встреч с интересными учеными и художниками или для лыжных прогулок в конце недели, которые я так любила.

Именно на одной из таких прогулок я и встретила Виктора фон Кларвилла, известного среди друзей как Цибель, которого они считали одним из самых эксцентричных людей в Вене. Он рассказывал мне о своем увлечении птицами, о любви к природе, о желании избавиться от сложностей городской жизни и о том, как, мечтая об этом, он переписывался с Аленом Жербо, жившим тогда на Маркизских островах. Цибель думал поехать к нему, но Жербо ответил, что предпочел бы, чтобы острова остались для него одного.

Мы виделись каждый день, но я была очень удивлена, когда через три недели Цибель сделал мне предложение и настаивал, чтобы мы поженились немедленно. Он умолял меня прервать занятия, уверяя, что мне никогда не придется зарабатывать себе на жизнь, и обещал, что мы вместе подыщем домик, который будет соответствовать нашим мечтам. Мы поженились весной 1935 года.

Цибель был преуспевающим бизнесменом, имел много друзей и страстно увлекался лыжами. Летом мы много путешествовали, а зимой катались на лыжах. Мой муж избаловал меня, стараясь изо всех сил сделать мою жизнь как можно более беззаботной, но именно этим он бессознательно делал ее еще труднее.