Джеральд Даррелл - Птицы, звери и родственники

Однако, едва я вошел, идиллическая сцена чаепития мгновенно сменилась всеобщей паникой. Марго завопила как резаная, Ларри уронил чашку с чаем себе на колени, а затем вскочил и спрятался за стол; Лесли схватил стул, а мама вытаращила на меня глаза, полные ужаса. Никогда бы не подумал, что мое появление может вызвать столь откровенную реакцию среди домочадцев.

— Убери его отсюда! — прорычал Ларри.

— Да, убери эту проклятую тварь! — сказал Лесли.

— Он нас всех сожрет! — визжала Марго.

— Ружье!.. Достаньте ружье и спасите Джерри! — слабым голосом произнесла мама.

Я не мог понять, какая муха их укусила. Все они уставились на что-то позади меня. Я оглянулся и — что я вижу! В дверях, принюхиваясь к чайному столу с надеждой на угощение, стоял Павло.

Я шагнул к нему и схватил его за морду. Он нежно потыкался в меня носом. Я разъяснил домочадцам, что это всего лишь Павло.

— Хватит, — хрипло сказал Ларри, — довольно. И так уже в доме шагу ступить некуда — сто чижей, сто ежей, сто ужей, а теперь еще и медведь. Ради Христа, что он себе думает? Что здесь кровавая арена, как в Риме?

— Джерри, милый, будь осторожен! — дрожащим голосом сказала мама. — Он кажется таким свирепым.

— Он нас всех загрызет! — убежденно произнесла Марго дрожащим голосом.

— Не пойду же я мимо него за ружьями, — сказал Лесли.

— Он здесь не останется. Я запрещаю, — сказал Ларри. — Я не позволю превратить дом в медвежью берлогу.

— Где ты его взял, милый? — спросила мама.

— Меня не волнует, где он его взял, — сказал Ларри, — но пусть он сейчас же отведет его обратно, пока косолапый не растерзал нас в клочья. У мальчика же никакого чувства ответственности! Я не желаю во цвете лет погибнуть смертью христианского мученика!

Павло встал на задние лапы и издал протяжный хриплый стон, который я воспринял как желание присоединиться к чаепитию — ведь на столе стояло столько разных деликатесов! Но домочадцы поняли это по-своему.

— О-ой! — взвыла Марго, как укушенная. — Он наступает!

— Джерри, осторожнее! — сказала мама.

— Ох, что я сделаю с этим мальчишкой! — возвестил Ларри.

— Если доживешь, — отозвался Лесли. — Да заткнись же ты, Марго, только хуже делаешь! Ты же провоцируешь эту паршивую тварь!

— Хочу орать и буду, — возмутилась Марго.

Семья была до такой степени объята страхом, что я рта не мог открыть, чтобы объясниться. Теперь я дерзнул — во-первых, сказал я, Павло не мой, а во-вторых, он ручной, как собачонка, и мухи не обидит.

— Не верю ни единому твоему слову, — сказал Ларри. — Ты увел его из какого-нибудь погорелого цирка. Стало быть, нас не только растерзают в клочья, но еще и упекут за сокрытие краденого имущества!

— Успокойся, успокойся, милый, — сказала мама. — Пусть Джерри объяснит все сам.

— Объяснит? — справился Ларри. — Объяснит? Ну и как же ты объяснишь появление громадного хищника в гостиной?

Я сказал, что медведь принадлежит цыгану, у которого Говорящая Голова.

— Говорящая голова? О чем это ты? — полюбопытствовала Марго.

Я сказал, что это голова без туловища, которая разговаривает.

— Парень спятил, — убежденно сказал Ларри. — Чем быстрее мы сдадим его в дурдом, тем лучше.

Теперь вся семья, дрожа, отступила в самый дальний угол гостиной. Я возмущенно сказал, что мой рассказ — чистейшая правда и я готов подтвердить это. Я покажу, как Павло танцует! Схватив со стола кусок торта, я продел палец в кольцо и подал зверю те же команды, что подавал его хозяин. Глаза животного с жадностью устремились на лакомство. Павло встал на задние лапы и станцевал со мной.

— Вот это да! — сказала Марго. — Вот это да! Он танцует!

— Пусть он танцует как целый кордебалет, — сказал Ларри, — но чтобы ноги его здесь не было!

Я забросил кусок торта Павло в пасть, и тот с жадностью проглотил его.

— А он и в самом деле довольно милый, — сказала мама, надевая очки и с любопытством взирая на медведя. — Помнится, когда-то у моего брата в Индии была медведица — очень милое существо!

— Нет! — сказали в один голос Ларри и Лесли. — Он здесь не останется.

Я сказал, что это в любом случае невозможно, так как хозяин отказывается его продать.

— И на том спасибо, — молвил Ларри. — Так потрудись отвести его владельцу. Или, может, ты хочешь напоследок заставить его потанцевать на столе, как в кабаре?

Взяв еще кусок торта в качестве отступного, я снова продел палец в кольцо на наморднике у Павло и повел его вон. Пройдя полпути по оливковой роще, я встретил его отчаявшегося хозяина.

— Ах, вот ты где! Ах, вот ты где, проказник! А я уже голову потерял, куда ты подевался! А знаешь, он от меня никогда раньше не бегал, потому я его и не привязываю. Видно, ты ему понравился!

Я честно признался цыгану, что Павло мог увязаться за мною только из-за шоколадок.

— Уф! — сказал цыган. — Гора с плеч! А я-то боялся, что он ушел в деревню. Тогда хлопот с полицией не оберешься.

Я с неохотой передал Павло цыгану и долго смотрел, как Человек и Зверь возвращались к своей стоянке под деревьями. Проводив взглядом своего любимца, я зашагал домой с некоторым трепетом — хотя в том, что Павло увязался за мною, я был не виноват, в прошлом в моем поведении имели место моменты, ныне сработавшие против меня. Мне пришлось долго убеждать семью, что на сей раз вина была не моя.

На следующее утро, по-прежнему с мыслями о Павло, я покорно отправился в город — как делал каждое утро — к моему наставнику Ричарду Кралефски. Кралефски был гном гномом, с небольшим горбом на спине и огромными серьезнейшими янтарными глазами; он терпел неимоверные муки в попытке чему-то меня научить. У него было два неоценимых качества: первое — глубокая любовь к естествознанию (весь мезонин его дома был отдан в распоряжение множества разнообразных канареек и прочих птиц), а второе-то, что он (правда, не все время) жил в мире грез, где всегда чувствовал себя героем. Он постоянно рассказывал мне о приключениях, пережитых в воображении. В этих приключениях его неизменно сопровождала некая безымянная особа, называемая просто Леди.

Первая половина утра посвящалась математике, и поскольку голова моя была полна мыслями исключительно о Павло, я продемонстрировал еще большую тупость, чем обычно; педагог мой был в ужасе, ибо до сего момента пребывал в уверенности, что уже определил глубины моего невежества.

— Милый мальчик, ты просто не желаешь сосредоточиться сегодня, — сказал он серьезно. — Похоже, ты не в состоянии постичь простейших вещей. Может, ты просто подустал? Сделаем небольшой перерывчик, а?

Кралефски обожал эти маленькие перерывчики, а обо мне и говорить не приходится. В таких случаях он отправлялся на кухню и приносил оттуда две чашки кофе и немного печенья; мы усаживались, довольные друг другом, и он принимался рассказывать колоритнейшие истории своих воображаемых приключений. Но в это утро такой возможности ему не представилось. Едва мы устроились поудобнее и принялись потягивать кофе, я взял слово и поведал ему о медведе по кличке Павло и его хозяине — цыгане с Говорящей Головой.