Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)

На следующий день она не появилась. Я волновалась из-за кобры и к вечеру пошла вместе с помощником и Локалем по звериной тропе, которая вела к логову напрямик. Мы молча прошли полпути, как вдруг появилась Пиппа и загородила нам дорогу, очень недвусмысленно давая понять, что дальше идти не стоит. Я попросила мужчин уйти и стояла возле нее, пока они не скрылись из виду. Видимо, Пиппа хотела утаить короткий путь к своему логову. Досыта наевшись, она опять повела меня тем же длинным путем, что и в прошлый раз. Мы прошли примерно четыреста ярдов, как вдруг она прыгнула в заросли и исчезла. Я поняла намек и возвратилась в лагерь.

На следующее утро Пиппа опять не появилась в лагере, и я, понимая ее вчерашнее поведение, не очень-то хотела тревожить ее в убежище; но это был последний день перед моим отъездом, и поэтому во второй половине дня я отправилась одна навещать семейство. Недалеко от логова я несколько раз негромко позвала Пиппу, а подойдя к кусту, увидела, что она лежит и рядом спят малыши. Она спокойно смотрела, как я, присев возле куста, фотографировала семейство. Немного погодя котята проснулись и, стараясь переползти к Пиппе, долго кувыркались друг через друга, устроив «кучу малу» из лапок, хвостов и толстых животиков. Она ласково вылизывала их, а они отвечали тоненьким мурлыканьем. На ногах они держались уже более уверенно и даже пытались проползать между ветками.

Я пробыла с ними полтора часа, и Пиппа дважды за это время уходила посидеть в тени того куста, где я видела кобру, а детей оставляла на мое попечение. Само собой, я не пыталась даже войти в логово, не только что прикоснуться к маленьким гепардам. Когда я через некоторое время подошла к Пиппе, она забрала в пасть мою руку, лизнула меня несколько раз и вообще казалась такой же счастливой, как и я. Немного погодя она вернулась к малышам и легла, чтобы накормить их, но только один из них лениво пососал, а потом присоединился к остальным, и они играли и ползали по своей матери, пока их не сморил сон. Вдруг Пиппа насторожилась. Она села, прислушалась и скачками понеслась через высокую траву. Вскоре она скрылась в зарослях. Я поняла по ее поведению, что она почуяла своего супруга. Сталкиваться с ним мне не хотелось, поэтому я пошла домой.

Стояла духота, и тяжелые серые тучи угрожающе громоздились на горизонте. Я очень надеялась, что погода не помешает мне улететь. На следующее утро за мной должны были прислать самолет, чтобы доставить меня в Найроби, а оттуда мне нужно было лететь через Лондон в США. Но уже с вечера начался такой потоп, что к утру все мои надежды пошли прахом, или, вернее, были унесены потоками воды. Приготовившись к тяжелой дороге, мы с помощником выехали на лендровере. Немало нам пришлось повозиться в грязи, прежде чем мы добрались до посадочной площадки у Скалы Леопарда. На ее месте было озеро. Мы позвонили в Найроби и попросили перенести заказ на более поздний срок. Нам ответили, что аэропорт в Найроби тоже затоплен и все международные рейсы отложены.

Снова наш верный лендровер стал пробиваться сквозь грязь, скользя и кренясь на скверной дороге. Только поздно вечером мы добрались до Найроби, и я едва успела попасть на самолет, вылетавший ночью в Лондон. Тут мне наконец повезло: я совсем забыла, что в этот день все рейсы переходили на летнее расписание и лишний час, который я при этом выиграла, позволил мне успеть к самолету на Вашингтон.

Дальше полетели недели постоянных переездов, интервью, приемов, банкетов, выступлений по радио и телевидению — как все это было непохоже на мир, где осталась Пиппа!

Я очень волновалась за нее и за малышей, но меня успокаивали письма помощника: он писал, что все идет прекрасно и я могу спокойно продолжать свое путешествие; в случае чего он вызовет меня телеграммой. И я странствовала целый месяц. Пересекла с востока на запад Соединенные Штаты и вернулась в Кению через Австрию, ФРГ и Швейцарию. (Все это было связано с рекламной кампанией фильма «Рожденная свободной».)

Печально встретил меня наш лагерь. О малышах никто ничего не знал. Сама Пиппа появилась возле Скалы Леопарда, но ее оттуда прогнали, и несколько дней она держалась около лагеря, однако вот уже три дня ее никто не видел. Я тотчас же отправилась искать ее, но так и не смогла найти следов и вернулась ни с чем.

В лагере Джорджа меня ожидало еще большее огорчение: бедный У гас потерял глаз. Когда у него уже почти прошли обе язвы и роговица стала прозрачной, его угораздило налететь на острый шип, который повредил сетчатку. Угас чуть не обезумел от страшной боли, и наши друзья Харторны срочно удалили безнадежно поврежденный глаз. Операцию сделали всего несколько дней назад, и швы очень беспокоили Угаса. Он не мог найти себе места и, стараясь почесать зудящий глаз о что-нибудь твердое, два дня назад сломал загородку и вырвался из своего вольера. Необходимо было как можно скорее поймать его, пока он не навредил себе еще больше. Мы помогли Джорджу починить вольер и мясом заманили туда Угаса.

В свой лагерь я вернулась уже на закате. Там меня ждал егерь с сообщением, что Пиппу видели возле Кенмер-Лоджа. Это было самое неподходящее для нее место, и я не мешкая поехала туда, купив по дороге цыпленка, чтобы заманить ее в лендровер.

Звать ее мне пришлось недолго. Она вышла из зарослей — в сумерках она казалась маленькой и растерянной. Все время беспокойно оглядываясь назад, она словно не знала, как ей быть. Что же случилось с ее детьми?

Вдруг она замурлыкала, лизнула мне руку и прыгнула в машину. На цыпленка она не обратила никакого внимания, не сводила тревожного взгляда с кустарника и наконец выскочила в окно и исчезла. Я положила цыпленка на траву и стала ждать. Уже почти стемнело, когда мне удалось разглядеть, как Пиппа снова вышла из кустов и быстро утащила еду. Больше ничего не было видно, и оставалось надеяться, что она понесла цыпленка малышам. Я взяла козу из нашего кенмерского стада и поехала домой, надеясь, что утром Пиппа вернется в лагерь.

Она явилась на рассвете, когда мужчины еще не успели забить козу, повалила ее на землю и очень умело разделалась с ней: сомкнула челюсти на ее морде, так что она задохнулась. Когда Пиппа съела почти всю козу, я пощупала ее соски: молока в них не было. В тот день малышам исполнялось семь недель. Смогут ли они жить без молока? Все утро Пиппа пробыла в лагере, мурлыкая и облизывая меня; обычно я очень радовалась этим проявлениям любви, но на этот раз они меня тревожили. Почему она не возвращается к малышам? Наконец она пошла вдоль реки, и мы с Локалем последовали за ней, но она очень ясно дала понять, что Локаль ей неприятен. К сожалению, он должен был сопровождать меня, потому что иногда выстрелы в воздух спасали от серьезной опасности: можно наткнуться на спящего зверя или на мать с детенышами, и животное, не зная куда деваться или стремясь защитить детей, часто нападает. Поэтому Локаль все-таки пошел за нами, правда, на некотором расстоянии, старательно прячась за прибрежными кустами. Пиппа наконец успокоилась, даже уселась, и я играла с ней, пока ей не вздумалось напиться. Тут она и обнаружила Локаля. В другое время она бы подбежала к нему, приласкалась, но сейчас зарычала, явно недовольная тем, что он оказался так близко. Перейдя реку, она пропала в зарослях. Я терялась в догадках. Если малыши еще здесь, она вряд ли бросила бы их на такое долгое время, а если они погибли, почему она так опасается Локаля?