Дафни Шелдрик - Сироты Цаво

К сожалению, на протяжении более двух лет сообщений о встречах с бубалами Хантера не поступало. Впрочем, мы не оставляем надежды, что если из тридцати животных, с такими трудностями доставленных в парк, сохранилось хоть несколько экземпляров, они повстречаются и продолжат свой род.

Аналогичная операция с зебрами Греви, плененными на севере Кении, прошла более успешно. Их также доставили в Цаво на грузовиках и поместили в загоны, сооруженные в свое время для бубалов Хантера. Зебры легко перенесли неволю и вскоре стали совсем ручными.

Зебры Греви отличаются от обычных бурчелловых более высоким ростом. Отдельные экземпляры достигают в холке 140 см. Характерны для них узкие, близко расположенные черные полосы и большие, округлые и поросшие густыми волосами уши. От других видов зебр они отличаются также своим более мирным характером.

Мы снова решили оставить их на несколько недель в загонах, чтобы дать возможность привыкнуть друг к другу. Может быть, эти зебры, получив свободу, будут все же держаться одним стадом. По прошествии месяца мы распахнули двери загона, и зебры галопом вырвались на волю. Они носились кругами, брыкались, всем своим существом выражая счастье обретенной свободы. Какое-то время мы следовали за ними на автомобиле, с глубоким удовлетворением наблюдая, как они радовались. В конце концов зебры, словно стадо летящих Пегасов, галопом умчались в направлении Арубы.

Позднее стало очевидным, что они также не в полной мере оправдали наши надежды и не образовали единого стада. Зебры разбились на маленькие группы по четыре или пять экземпляров в каждой. Потом мы часто встречали их на водопое у плотины Аруба. Были среди них и одиночки. Одна такая зебра поселилась на летном поле, ниже нашего дома, и мы часто видели ее среди группы водяных козлов. Потом она исчезла так же внезапно, как и появилась. В скором времени, однако, мы убедились, что зебры начинают объединяться в стада по двенадцать животных.

Таким образом, переселение зебр Греви в наш парк оказалось успешным. Эти великолепные животные, вне всяких сомнений, вызовут большой интерес у посетителей парка.

В засушливые месяцы 1964 года Самсон несколько раз встречал у болота, недалеко от своего обычного выпаса, небольшую группу брошенных слонят. Относился он к ним покровительственно. Иногда даже приводил одного из своих новых маленьких друзей к смотрителю. Два слоненка, к сожалению, были больны и вскоре погибли у нас в Вои. Как-то утром Самсон вышел из болота, сопровождаемый маленьким слоненком, показавшимся сначала совсем здоровым. Нас поразила та нежность, которую Самсон проявлял по отношению к малышу. Слон был счастлив, обретя друга, и радостно суетился вокруг него, лаская хоботом и всячески стараясь, чтобы слоненок не пугался собравшихся вокруг людей.

Мы назвали добродушного слоненка «Каленге». Он охотно проследовал за Самсоном в стойло, словно не видел в этом ничего необычного. Оказавшись в загоне, слоненок критически посмотрел на груду нарубленных для него веток и принялся за еду. На следующий день, когда открыли дверь стойла, он сразу же поспешил к своему старшему другу. Слоненок не отходил от Самсона ни на шаг и вместе со всеми отправился к реке Вои. Каленге никогда не сердился, был всегда очень добродушен, и даже присутствие Руфуса не могло вывести его из обычного спокойного состояния. Что же касается самого Руфуса, то тот едва ли заметил, что в их семействе появился еще один член.

Через два месяца начались дожди. Самсон забеспокоился, в нем заговорил голос предков. Однажды он наткнулся на свежие следы стада диких слонов и остановился как вкопанный. Слон поднял хобот, долго принюхивался, затем круто повернулся и ушел. Ушел от нас совсем.

К этому времени Самсону уже исполнилось двенадцать лет. Грустно было его терять, но мы надеялись, что среди своих диких собратьев он найдет достойное место. Мы понимали, что будет лучше, если слон разорвет узы, привязывающие его к человеку. Самсон был необычайно силен. Стоило ему потерять терпение, как одним ударом хобота он мог раздробить хрупкие кости разозлившего его человека, а это кончилось бы катастрофой не только для человека, но и для слона. И хотя Самсон пребывал обычно в спокойном расположении духа, сделай он хоть одну ошибку, его признали бы опасным для посетителей и застрелили.

Каленге переживал уход Самсона намного острее, чем Руфус. Последний все свои помыслы сосредоточил на перепадавших ему от поклонников сладостях и других деликатесах.

Самсон отсутствовал шесть недель. Мы уже поверили, что слон ушел навсегда. Но однажды утром Самсон появился вновь вблизи рабочего поселка. По-прежнему ли он послушен? Не представляет ли теперь опасности для окружающих? Его возвращение мы встретили со смешанным чувством.

Жители поселка побоялись подходить к нему близко и держались на безопасном расстоянии, наблюдая со стороны за тем, как Дэвид спокойным шагом подходил к слону. Когда до животного осталось всего лишь несколько шагов, Самсон вдруг поднял голову и громко затрубил. Дэвид замедлил шаги, видимо не понимая, что же означало такое приветствие. Не зря говорят, что слоны ничего не забывают, и Самсон, конечно же, помнил Дэвида. Слон сделал большой шаг вперед и поприветствовал Дэвида с такой явной радостью, что комок застрял у меня в горле. Без сомнения, он был счастлив вернуться домой после долгой разлуки. На теле слона мы заметили рану. Видимо, Самсона снова изгнали его собратья и бедняга вернулся сюда к своим единственным друзьям.

Каленге с огромной радостью приветствовал возвращение старшего друга. Однако за время отсутствия характер Самсона резко переменился к худшему. Слон стал беспокойным. Даже Каленге его раздражал. К тому же нас покинул Сике. Самсон, как и любой капризный подросток, сразу почувствовал, что новый служитель побаивается его, и вовсю пользовался этим.

Прошло несколько дней. Самсон совсем отбился от рук. Стало очевидно, что ему следует уйти от нас и не только ради Каленге, но и для собственного блага. Пока он пребывал в таком расположении духа, мы не могли рисковать и разрешать ему контакты с посетителями парка. Именно на Дэвида выпала тягостная задача — заставить старого верного Самсона разорвать путы дружбы с нами. Дэвид очень любил Самсона, пожалуй, больше, чем все мы. Он его вырастил, а слон платил за это преданностью вот уже двенадцать лет. Теперь же Самсон должен был превратиться в полном смысле этого слова в отверженного. Дикие слоны не приняли его, изгоняли слона и мы. Страшно было подумать о том, как Самсон воспримет такой поворот событий. Все это выглядело ужасным предательством по отношению к Самсону, к той любви и доверию, которые он всегда питал к нам. Наше поведение должно было показаться ему совершенно непонятным.