Валерий Янковский - Тигр, олень, женьшень

Тем временем я поднял лежащую на шарнире прицельную рамку, сдвинул рычаг, взвел курок, уговаривая себя не волноваться.

Кабан медленно двигался влево и, почти миновав кусты, остановился, как бы прислушиваясь или принюхиваясь. Шагов сто. Опершись на сосну и переводя дыхание, я подвел бронзовую мушку к лопатке и нажал. Чах-хх! Он рванулся вперед, ломая кусты, резко повернул вправо вниз и мгновенно скрылся в густых желтых зарослях молодого дубняка…

«Промазал! Боже мой, какой позор! Мазила, каждый бы убил на твоем месте!.. Что делать? Умолчать? А вдруг слышали выстрел и спросят? Что мне рассказать?» Я был совсем потерян.

И тут мелькнула мысль: а что, если отец спросит: «Ты на следу побывал, кровь смотрел?» Не был…

Я постоял и начал нерешительно спускаться к тому месту, где пасся кабан. И вдруг — я не поверил глазам! — на кустах и сухих листьях яркая полоса крови из правого бока! Стрелял в левый: значит, пробило навылет! Ранил, ранил! Пусть теперь даже уйдет, важно, что не промазал… Это, кажется, было самым главным в тот момент.

Однако идти по следу в такую чащу за раненым секачом я не рискнул. Слишком много страшных случаев довелось слышать с раннего детства. Взяв значительно правее, я быстро зашагал лесом к дну распадка, зная, что там есть тропа. Вскоре я уже видел эту тропку сквозь заросли, но тут чуть левее заметил что-то странное: из-за куста торчал черный согнутый сук — словно толстая нога с копытом… Еще шаг, копыто, точно… Еще — и я ахнул: на спине, всеми четырьмя копытами кверху, лежал огромный черный, с проседью кабан с большим пятном на горле! Загнутые желтоватые клыки отворачивали черные губы…

«Откуда? Кто, когда убил, или сам подох?» И тут осенило: на боку свежая кровь, это же мой! Описал дугу и упал тут, на моем пути.

Но и с лежащим кабаном не шутят. Я взвел курок и, держа трехстволку наготове, поднял тяжелый сук и бросил его в круглый бок. Зверь не шелохнулся. Держа палец на спуске, сильно ткнул стволом в живот. Туша качнулась, что-то булькнуло и заурчало. Готов! Я положил ружье и вынул нож. Хотелось выпотрошить по всем правилам, но куда там! Тупое лезвие в неопытных детских руках только скользило по блестящей щетине. Я сунул нож в карман и побежал по дорожке. Все пело во мне…

Папа с Арсением уже сидели в фанзе и, сложив вещи, поджидая меня, пили чай при открытых дверях. Видимо, на моей багрово-красной физиономии было отражено такое возбуждение и растерянность, что, только глянув, отец спросил: «Что с тобой?»

Драма заключалась в том, что по молодости лет я еще не имел права на охоту и страшно боялся, что меня накажут, а главное — отберут ружье!

Я шагнул к отцу и жарко зашептал на ухо: «Папа, я убил кабана…» Он вскочил, весело рассмеялся и, к моему ужасу, громко воскликнул, путая русские слова с корейскими: «Убил секача? Молодец! Чуни! Сесурги!» (Хозяин, быка с арбой!)

Кабан оказался настолько большим и тяжелым, что мы втроем никак не могли его погрузить. Пришлось повалить набок двухколесную арбу, закатить на нее тушу, а потом вагами вновь поставить на колеса.

Через час кабан был во дворе, а вечером мы общими усилиями погрузили обе туши в багажный вагон.

Отец мазнул меня по лбу кровью первого вепря, посвящая в охотники, и я не смывал ее до самого дома.

— Мама! Письмо их Хахбина! — наша картавая сестра, юная поэтесса Виктория, вихрем промчалась через столовую и взлетела по лестнице на второй этаж пристройки большой корейской фанзы под черепичной крышей, где располагалась комната родителей.

Маргарита Михайловна вскрыла большой голубовато-серый фирменный конверт харбинского отеля «Модерн», вытянула листки, исписанные четким почерком отца. Почти взрослые дети сгрудились за ее креслом, вытянув шеи. Мама засмеялась:

— Ну, заварил, кажется, ваш отец кашу. Привезет с собой целую экспедицию. Какой-то богатый американец из Лос-Анджелеса Рид хочет добыть тигра. С ним кинооператор, двадцать две собаки, да еще нанял секретарем эмигранта молодого графа Олсуфьева! Рид хотел охотиться в Маньчжурии, но как прослышал о хунхузах, струсил. Познакомился в «Модерне» с папой и попросил организовать охоту у нас в Корее. На днях все выезжают к нам…

Шло второе десятилетие аннексии Кореи Японией и пятый год нашей эмиграции в Корею. Это были трудные годы. Наша семья и домочадцы ютились в маленьких комнатках вытянутой буквой «Г» корейской фанзы, стоявшей на высоком холме над гаванью порта Сейсин. Чтобы как-то прожить, вся семья, в том числе мы, мальчишки, солили и коптили на продажу сельдь и иваси, выпекали хлеб и пирожки, развозили на ручной тележке керосин. Охотились на фазанов и коз.

И вот отец задумал организовать «сафари».

Через несколько дней после получения письма из Харбина тигровая экспедиция Рида целиком заполнила наш обширный, обнесенный дощатым забором двор. Разбирали и перепаковывали груды тюков и ящиков. Чего здесь только не было! Оружие, бинокли, киноаппаратура, палатки, одежда, обувь, консервы, сухофрукты, мешки с комбикормом для собак. В одном углу двора гавкали и выли огромные мохнатые и небольшие псы, обученные искать, догонять, держать и даже откапывать зверя из нор. Черные, серые, рыжие. В другом углу топтались предназначенные под седло две крепкие монгольские лошадки.

Плотный, краснолицый, с седоватой щетиной на щеках, голубоглазый глава предприятия — таинственно разбогатевший техасский ковбой мистер Рид — метался среди своего движимого и недвижимого имущества, бросая короткие команды. Рядом с ним, поглаживая усы, шагал в своей неизменной форме — серо-зеленый френч и бриджи, шнуровые коричневые сапоги — наш быстрый в движениях отец. Тут же — руки в карманах модных галифе — разгуливал молодой статный брюнет, личный секретарь американца, граф Михаил Юрьевич Олсуфьев. Он снисходительно передавал распоряжения босса, перекидываясь шутками с молодежью и попутно флиртуя с влюбившимися в него с первого взгляда обеими нашими сестрами — Музой и Викторией. Граф сразу покорил женское общество. Как же, всем уже была известна его романтическая история.

Михаил Юрьевич имел в Харбине прекрасно оплачиваемую службу в американском банке. И все шло отлично до тех пор, пока он не получил от босса приглашения на прием по случаю католического Рождества. В особняке управляющего собралось избранное общество. В огромной гостиной приглашенные танцевали, разгуливали с бокалами коктейлей, обменивались новостями и любезностями. Графу давно приглянулась очаровательная жена хозяина. Она благосклонно принимала его комплименты, улыбалась и… граф решил закрепить успех. У англосаксов есть неписаный закон: если кавалер задержит даму под омелой, он имеет право ее поцеловать. И вот, когда, фланируя, они оказались перед распахнутой дверью в малую гостиную, Олсуфьев заметил укрепленную над ней омелу. Опытный ловелас не растерялся, привлек к себе красавицу американку и довольно крепко прижал свои губы к ее…