Дэвид Эттенборо - В поисках дракона

Мы завели мотор и двинулись вперед. Осторожно миновали следующий поворот. Дальше дело пошло уверенней, и вечером того же дня мы въехали на полной скорости в Баньюванги. Впереди нас ждали остров Бали и многие мили дорог ничуть не лучше тех, что мы уже одолели, а далеко не юный, но прекрасный джип возвращался к месту приписки. Нам оставалось лишь принести ему свои извинения за то суровое обращение, которому он подвергся во время путешествия по Яве.

Бали во многом отличается от соседних островов, и причину тому следует искать в его истории. Тысячу лет назад Явой, Суматрой, Малайзией и Индокитаем правили цари-индуисты. Столица находилась на Яве, царская власть то укреплялась, то ослабевала, и в результате Бали становился либо вассалом Явы, либо независимым государством.

В XV веке острова попали под власть императоров династии Маджапахита. К концу их правления мусульманские миссионеры начали насаждать на Яве новую веру. Вскоре местные князьки стали принимать ислам и провозглашать свою независимость от индуистов Маджапахита. На островах вспыхнула гражданская война, и, как гласит один источник, священник последнего императора предсказал ему конец царствования династии Маджапахита к концу сорокового дня. На сороковой день император приказал приверженцам похоронить себя живым. Его сын, молодой принц, опасаясь фанатизма своих сограждан-мусульман, сбежал на Бали — последнюю из оставшихся колоний, прихватив с собой весь императорский двор. Так на Бали перекочевали с Явы лучшие музыканты, танцоры, художники и скульпторы, оказавшие глубокое влияние на весь облик и культуру острова; вполне возможно, что эта миграция явилась одной из причин поразительной одаренности сегодняшних балийцев, у которых искусство вошло в плоть и кровь. Несомненно также и огромное влияние индуизма, которому следуют жители острова; религия глубоко проникла во все сферы жизни, определяя все — от облика деревень до одежды и правил поведения. Более того, балийский индуизм, отделенный от своего индийского прародителя барьером мусульманства, развился в совершенно особый вариант.

Мимо нас проплывали очаровательные деревушки, плодородные поля, плантации пальмовых и банановых деревьев; как и всем приезжающим на Бали, нам казалось, что мы попали в райский уголок, воплощение мечты об идеальном тропическом острове, где люди красивы и дружелюбны, земля богата, деревья изобилуют плодами, где вечно светит солнце и человек наконец-то слился в полной гармонии с щедрой и благодатной природой.

Дорога была замечательной, можно было только радоваться, что мы избрали именно этот путь. Большинство людей попадают на остров самолетом и оказываются в крупнейшем городе Бали — Денпасаре. Мы добрались до него поздно вечером и поняли, что это место весьма далеко от того, чтобы именоваться райским. В городе полно кинотеатров, машин, гигантских отелей, сувенирных лавок, а перед главным отелем сооружен бетонный помост, где посетители, удобно устроившись в креслах-качалках и попивая виски с содовой, могут полюбоваться танцевальными представлениями.

В Денпасаре помимо всего прочего расположено внушительное число контор и учреждений, и почти во всех мы должны были зарегистрироваться. Но нам повезло: с помощью Супрапто удалось очень быстро покончить со всеми формальностями. Мы познакомились с ним еще в Джакарте, где Супрапто работал на радио. Он считался крупным специалистом в области балийской музыки и танцев, долгое время служил антрепренером танцевального ансамбля, гастролировавшего по всему свету. Он очень точно определял разницу характеров жителей Запада и Востока и оказался одним из немногих встреченных нами индонезийцев, понимавших, в какое отчаяние вгоняли нас бюрократические сложности. Супрапто вызвался сопровождать нас в поездке по Бали, и только теперь мы начали понимать, насколько нам повезло.

Мы думали, что Супрапто постарается поскорее вывезти пас из Денпасара с его гибридной цивилизацией и окунуть в патриархальную деревенскую жизнь. Однако в первый вечер он повел нас через сверкающий неоновыми огнями центр города в резиденцию местного аристократа, расположенную в тихом предместье.

Там готовилось грандиозное празднество, намеченное на следующий день. Особняк и надворные постройки кишели народом. Женщины искусно плели дивные украшения из пальмовых листьев, соединяя их бамбуковыми палочками. На желто-зеленых банановых листьях, заменявших салфетки, красовались похожие на пирамиды бело-розовые пироги из рисовой муки. С карнизов свисали гирлянды цветов, а домашние боги были наряжены в богатые ритуальные одеяния. Посреди двора лежало шесть больших черепах со связанными передними лапами. Они прижимались к земле сухими кожистыми головами и лениво мигали усталыми слезящимися глазами, глядя на веселую, шумную толпу, суетившуюся вокруг. Вечером им предстояло попасть на кухню.

На следующий день Супрапто снова привел нас сюда. Во дворе толпилось еще больше народа, чем накануне. На всех были парадные одежды: мужчины — в саронгах и тюрбанах, женщины — в облегающих блузках и длинных юбках. Хозяин дома, принц, сидел скрестив ноги на небольшом возвышении, переговариваясь с важными гостями, попивавшими кофе из маленьких чашечек. Перед ними стояло блюдо с насаженными на бамбуковые палочки кусочками черепашьего мяса. Мальчик услаждал гостей игрой на инструменте, похожем на ксилофон, с пятью бронзовыми пластинами; ударяя по ним деревянным молоточком, он извлекал из него звонкие однообразные звуки.

Супрапто объяснил, что праздник устроен по случаю проведения ритуала подпиливания зубов. Балийцы считают заостренные, неровные зубы атрибутом зверей и демонов, поэтому каждый, достигнув определенного возраста, должен непременно подпилить зубы. В наши дни ритуал уже не так распространен, как в былые времена, однако и сейчас, если умирает человек, не совершивший обряда, его родные перед кремацией подпиливают зубы у трупа, иначе считается, что звериная отметина не позволит ему приобщиться к миру духов.

К полудню из дома вышла небольшая процессия — во главе с юной девушкой в красном одеянии, богато расшитом золотыми цветами. На плече девушка несла рулон такой же материн, а голову ее венчала изумительной красоты корона из золотых листьев и цветов красного жасмина. Сопровождали девушку несколько женщин постарше, одетых не так ярко. Процессия двигалась сквозь толпу к беседке, завешанной батиком.

На ступеньках беседки девушку ожидал священник в белоснежных ризах. Девушка остановилась перед ним и протянула руки. Священник взял бамбуковую воронку и начал благоговейно лить через нее на пальцы девушки воду. Совершая ритуал, он что-то говорил, но его слова тонули в звоне цимбал и пении женщин. Священник отложил воронку, ввел девушку в беседку и уложил на кушетку; под головой у нее была длинная подушка, покрытая специальной ритуальной накидкой. Священник освятил инструменты, склонился над девушкой и начал подпиливать ей зубы. Сопровождающие женщины запели громче. Одна из них держала девушку за ноги, две другие — за руки. Если девушка и кричала во время операции, мы бы все равно ничего не услышали за громкими песнопениями. Каждые десять минут священник останавливался и подносил оперируемой зеркало, чтобы она могла следить за процессом улучшения внешности.