Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум

— Да пусти! Да пусти же! — а сам чуть не плачу.

И вот тут и сказалась прочность моей шелковой лесы. И рыба ее оборвать не может, и я не могу. А оба изо всех сил стараемся.

Наконец, удалось мне сделать то, чего никогда рыбаку не следует делать, если, конечно, он желает поймать рыбу, а не отпустить. Бросилась моя рыба прямо от меня в реку. Леса натянулась, а я и удилище вытянул по этому же направлению. И вот тогда я сильно дернул.

Дернул и сразу чувствую — леса ослабла, и все кончилось. Ушла рыба...

В первый момент я истинное облегчение испытал. Вытащил лесу, осмотрел. Леса вся целая, крючок сломился.

Ни минуты мне больше на гонках не захотелось оставаться. Замотал удочку кое-как, выбрался на берег и пошел домой.

И сразу же стал раскаиваться. Тут только я сообразил, что моя мечта поймать большую рыбу была так близка к осуществлению!

Вспомнилось мне все, что я знал о том, что следует делать, когда большая рыба попадется. Эх, думаю, и зачем я так торопился тащить! Надо было дать ей сперва умаяться. Пусть бы она бросалась из стороны в сторону и удилище гнула. Ведь леса и удилище вон какими у меня прочными оказались. Умаялась бы она, тогда бы и можно было ее легонько к плоту подтянуть и на бревна вытащить. Не сумел, думаю, свое счастье взять, когда оно прямо в руки давалось! Да еще испугался чего-то! Стыд какой!

Иду и всячески себя таким образом ругаю.

А уж, должно быть, не рано было. И солнышко высоко, и людей на улицах много попадается. Некоторые с любопытством на меня смотрят — идет маленький мальчишка утром с реки, с удочкой, значит, ночью удил, и сам даже без шапки и в одной рубашонке.

К дому стал подходить, и тут мысли мои другое направление приняли. Как же мне быть? — думаю. Ведь уж поздно! И Марьюшка, и мама, может быть, давно уж встали. Что я маме скажу? И как она отнесется к моему непослушанию? Ведь такого случая со мной еще ни разу не было. Даже остановился я в нерешительности.

Постоял. Да что придумаешь? Ничего не придумал. Надо идти. Будь что будет!

Худшие мои опасения оправдались: не только Марьюшка, но и мама уже на ногах была и ждала меня. Как потом оказалось, Марьюшка рано утром пошла на огород за овощами и увидала, что окно моей комнаты открыто. Заглянула в него, видит, что кровать не смятая стоит, а меня нет, и поняла, в чем дело. Разбудила маму, сказала ей, а сама собралась было бежать на реку за мной, да мама ее отговорила — река велика, куда побежишь!

И устроила же мне мама встречу! Когда я в дом вошел, она в столовой была. Я попытался было незаметно пройти в свою комнату. А она мне:

— Пожалуйте-ка сюда, Александр Иванович!

Я подошел, гляжу на нее исподлобья. Вижу — мама по-настоящему рассердилась. И не кричит на меня, а говорит сдержанно, и глаза у ней не круглые, а только суровые.

— Ты где же это был?

— На реке, — говорю, а сам в сторону отворачиваюсь.

— Так ты, значит, меня не послушался! Да еще обманул меня!

И пошла и пошла! Да так меня распушила, как никогда я еще от нее не слыхал. По ее словам выходило, что я самый последний человек на свете — и обманщик, и притворщик, и фантазер, и глупый недисциплинированный мальчишка, и что ничего из меня хорошего не выйдет и судьба моя будет самая плачевная.

Разревелся я, наконец, слушая все это. Но и слезы не тронули маму. Только, на мое счастье, заметила она, что у меня ноги сырые до колен и велела мне сейчас же раздеться и спать ложиться.

Этому я с готовностью повиновался. Разделся, лег, всхлипнул еще два-три раза, да так с мокрым лицом и уснул.

Проснулся я уже под вечер. Мама со службы давно возвратилась и пообедала.

Дала она мне поесть, а потом пришла ко мне в комнату, села на диван и говорит:

— Ну-ка, сядь со мной, поговорим!

Сел я, а она обняла меня одной рукой и продолжает:

— Как же ты на это решился? Обмануть меня? Разве я тебя притесняю? Разве я запрещаю тебе делать то, что тебе нравится, если это не во вред тебе? Вот, например, мне очень не нравится это твое безмерное увлечение рыбной ловлей, но ведь я тебе его не запрещаю, хоть каждый раз волнуюсь и беспокоюсь, когда ты на реку уходишь.

Слушал я это, слушал и снова разревелся. А сам думаю: «Зачем она эти жалкие слова говорит! Уж лучше бы она меня еще раз наругала». И говорю сквозь слезы:

— Я сам знаю, что я нехороший! Только не говори ты мне таких слов, обругай лучше или накажи как-нибудь, а так не говори!

В конце концов договорились мы с ней вот до чего: я дал самое крепкое честное слово больше никогда ее не обманывать, а она обещала не вспоминать больше об этом моем обмане. На том и кончили.

А что за рыба мне тогда на крючок попалась, я так и до сих пор не знаю. Во всяком случае это не лещ был. Лещ даже крупный, на крючок попавшись, никогда так не рвется. И когда его наверх тащат, он идет, почти не сопротивляясь. Рыбаки говорят: «как доска».

Надо думать, что это был голавль большой или щука, которая позарилась на мою «кисточку». А может быть, даже и жерех. Кто знает!

Скоро осень наступила. Отдала меня мама в школу, в ту самую, где и Федя учился, в городское училище, только в другой класс. Появились у меня новые интересы, и рыбная ловля стала забываться. А тут и зима пришла.

В конце зимы приехал к нашей Марьюшке из деревни ее отец — этакий ласковый седенький старичок. И весь пушистый — и волосы у него пушистые, и борода пушистая, и усы, и даже брови пушистые. А вокруг глаз — морщинки лучиками.

Конечно, я с ним в разговоры пустился. Привел его в свою комнату, усадил на теплую лежанку и давай расспрашивать: велика ли деревня, есть ли лес, есть ли река...

— Река у нас есть, — говорит. — Конечно, небольшая, даже, можно сказать, вовсе маленькая. Нелаза называется.

— С Ярбу нашу будет? — спрашиваю.

— Да нет, куда, совсем маленькая. Однако омутки в ней есть глубокие. А вот промеж их, ну, просто как ручеек бежит. Курица перебредет.

— В такой реке и рыбы-то не может быть! — говорю ему.

Старичок мой даже обиделся.

— Нет, зачем же, рыба есть. Есть рыба. Всякая — сорожка, пескарики, щука есть. А окуни так во какие водятся! — и откладывает на руке чуть не две четверти.

У меня, что называется, дух занялся, когда я представил себе такого окуня. А дедушка мой заметил это и подливает масла в огонь.

— Ха-а-а-рошие окуни! Вынешь его из воды, а перье-то у него, как огонь, красное и глаза красные, а спинка темная, впрозелень, вроде как лист у тополя...

— Да где же в вашей реке живут такие окуни?

— А вот в омутках-то и живут, где поглубже да покоряжистее. Окунь в корягах любит стоять. Где на дне сучье навалено, или дерево топлое лежит — вот это для него самое разлюбезное место. А то еще вот, где из воды кусты растут на глубоком месте, он промеж их и прячется. А то, бывает, в лопухах стоит...