Илья Гурвич - Таинственный чучуна

На основе этих сообщений в 1929 г. П. Л. Драверт совместно с Д. И. Тимофеевым прочел доклад о мюленах и чучуна на заседании Комиссии по выявлению и изучению памятников природы и старины при Западносибирском отделе географического общества. Собрание вынесло резолюцию, в которой обращало внимание якутского просветительного общества «Саха-кэскиле» (Якутское возрождение) на желательность сбора сведений о мюленах и чучуна.

Суммируя имеющиеся данные о диких людях, П. Л. Драверт пришел к заключению, что «теперь уже трудно отрицать существование в Якутии своеобразных представителей человеческой породы, близких по образу жизни к людям каменного века». В качестве слабого пункта этой проблемы он указал на отсутствие в имеющихся сообщениях упоминаний о женщинах и детях чучуна.

Его выводы сводились к следующим положениям. В области Джугджура (часть Станового хребта) и на севере бывшего Верхоянского округа обитают неизвестного племени люди, находящиеся на весьма низкой ступени культурного развития; от народностей Якутии они отличаются помимо некоторых особенностей сильно развитым волосяным покровом лица; членораздельной речью не владеют, а может быть, их язык просто непонятен; ведут бродячий образ жизни, свойственный первобытным охотникам; передвижения совершают в одиночку или мелкими группами, придерживаясь малонаселенных или пустынных мест. В качестве оружия используют лук со стрелами и копье, им известно употребление огня. Они нападают на отдельных охотников, по-видимому тогда, когда чувствуют себя в опасности, а также побуждаемые желанием овладеть одеждой или снаряжением. В результате столкновений с людьми более высокой культуры мюлены и чучуна находятся на пути к исчезновению.

П. Л. Драверт призвал спасти древнейшие человеческие существа Северной Азии, взять их под охрану советского закона, поставить перед научными учреждениями в качестве неотложной задачи поиск и изучение мюленов и чучуна. По его мнению, это явление имело огромное научное значение.

Статья профессора Драверта, его страстный призыв позаботиться о неведомых человеческих существах, затерянных в дебрях студеного края, взволновали меня. Но почему они сохранились именно в суровых просторах Якутии? Ответ, казалось, напрашивается сам собой. Здешнее население осваивало только определенные жизненно важные для него районы: якуты — низменные участки около озер и рек, пригодные для скотоводства; таежные юкагиры — рыбные места; оленные юкагиры, чукчи, эвены — лишайниковую тундру и лесотундру; охотники-эвенки — таежные угодья, изобиловавшие лосем, диким оленем и пушным зверем. Суровая горная страна Восточной Якутии — Джугджур, таящая в себе величайшие в мире рудные и минеральные богатства, для этих народов была недоступна. Не интересовались до начала XX в. суровым Джугдужуром и пришлые русские люди. Естественно, что на эту малоизведанную тогда область и указал геолог профессор Драверт, как на район возможного проживания загадочных антропоидов. Логично? На первый взгляд очень. Но чем же здесь могут питаться люди? В горах нет рыбы, они крайне бедны зверем. Следовательно, если бы человеческие существа жили в этих местах, то им нужно было бы выходить в соседние районы для добычи пищи и сталкиваться с местными обитателями. Оставалось предположить, что в горах имеются какие-то природные оазисы, еще неизвестные географам и геологам. Однако это представлялось мало вероятным. Далее, если справедливо предположение профессора Драверта, что чучуна владеют огнем, то почему их становища не обратили на себя внимание охотников, путешественников? Почему никто не встречал женщин и детей из среды диких людей? В статье профессора отмечалось, что это наиболее слабый пункт в данной проблеме. Как выйти из круга этих противоречий? Видимо, немало вопросов по сути сообщения о диких людях возникло и у других читателей. И редакция журнала «Будущая Сибирь» поступила мудро, опубликовав в том же шестом номере рецензию известного тогда этнографа-якутоведа Г. В. Ксенофонтова на статью профессора Драверта. Рецензия застраховала редакцию от недоуменных писем читателей и по существу снимала вопрос, поднятый Дравертом. Вот сокращенный текст этой рецензии.

«Сообщение профессора Драверта о существовании в пределах Якутии «своеобразных представителей человеческой породы, близких по образу жизни к людям каменного века», основанное на рассказах тунгусов и якутов, по нашему мнению, должно быть отнесено к первобытным верованиям, отчасти к народному фольклору.

По старинным религиозным воззрениям якутов, горы, в особенности горные проходы, населяются особыми духами — иччи (лингвисты это слово переводят как дух, хозяин, владелец), которых нужно задобрить жертвой, чтобы они не причинили вреда проезжающим. Приведенное в статье Драверта фактическое сообщение его друга, студента Д. И. Тимофеева, не оставляет никакого сомнения в том, что мы как раз имеем дело с изложенными религиозными представлениями якутов.

Что же касается рассказов о диком охотнике «чучуна», весьма распространенных среди якутов и тунгусов Булунского и Верхоянского округов, то их надо рассматривать как результат пережитка древнейших верований туземцев Севера. По смыслу понятие «чучуна» близко к понятию Пана или Фавна — духов гор и лесов, долин и полей, которые своими криками (эхо, шум леса) наводят на людей внезапный страх.

Вот мои записи народного фольклора якутов Булунского района, характеризующие упомянутые образы якутской мифологии (со слов Афанасия Винокурова, якута 65 лет, Жиганского улуса).

Чучуна снимает шкуру с дикого оленя целиком, как мы сдираем шкуру с зайца, и натягивает на себя. Когда высохнет шкура и начнет сжимать его тело, он заводит такую же новую одежду. Говорят, он, подобно медведю, роет себе нору в земле. Люди редко встречаются с ним, но всегда видят его убегающим. Он будто бы бегает с быстротой летящей птицы. Ходит всегда один, при виде человека убегает.

Вот другое сообщение Ивана Борисова, 71 года, тунгуса Жиганского улуса.

Мээлкээн (это, очевидно, то же, что «мюлен», по Драверту) — дух земли, похож на человека, но лицо черное-пречерное, всегда самец. (И Пан у греков всегда самец, похотлив, охотится на женщин.) Отличается замечательной быстротой в беге. Когда увидит человека, прячется. Ловит домашних оленей и спутывает им тальником ноги. Это то же, что и злой дух (абаасы), но с просьбой о даровании удачи в промысле к нему не обращаются.

Чучуна, по данным якутских мифов, встречается всегда поодиночке. Если подходить к нему с точки зрения профессора Драверта, то подобный образ реального человека противоречил бы нашим обычным представлениям о первобытных людях, которые должны были бы жить небольшими группами. Следовательно, дикий охотник Драверта, бродящий в одиночку, — явление противоестественное. Да и вообще сама идея об особой породе людей, не обладающих членораздельной речью, с лицами, покрытыми шерстью, живущих подобно диким зверям в Верхоянском округе, представляется фантастической. Несколько десятков особей не могли бы преодолеть века и тысячелетия и дожить до наших дней. Значит, это — целое племя, и достаточно численное, чтобы поддерживать свой вид в природе. Они должны рождаться и умирать, иметь жен и детей, образовывать какую-то оригинальную форму сообщества, чтобы успешно бороться за свое существование. Проживая в стране девятимесячной суровой зимы, они должны были бы иметь какое-то хозяйство, устраивать себе стоянки и таборы с кострами, склады пищи, поддерживать взаимную связь… Если якуты и тунгусы, занимающиеся охотой, умеют находить и различать на снегу следы горностаев, хорьков, не говоря уже о более крупных зверях, то как же они могли бы не заметить тропы этих диких людей и не отыскать их скрытых таборов?