Борис Дедюхин - Тяжелый круг

Колюха каждое утро приезжал вместе со всеми на грузовике, а вечером на том же грузовике уезжал в город. Однажды он изменил этому порядку — не поехал домой: остался в колхозе, чтобы побывать с сельскими мальчишками в ночном, «тряхнуть стариной», как он сказал.

Трава в пойме густая и высокая — по брюхо лошадям. Стреноженные кони довольны жизнью, лишь изредка переступают ногами, откусывают верхушки трав не спеша, вдумчиво и со вкусом.

Колюха чиркнул спичкой, поджег лучинки. Огонь охватил дрова, искры с треском полетели к небу.

Все расселись у костра, Колюха сказал:

— Лошади у вас клевые, но Бурушка законнее всех. Неизмеримо. Бурушка — это человек!

Потом Колюха рассказал, что детство он провел в колхозном селе, все время за лошадьми ходил и очень полюбил их. Когда призвали в армию, то попросился в конный обоз, тогда как другие ребята норовили либо в летчики, либо в ракетчики, либо в моряки. За годы службы в армии еще больше навострился в верховой езде. Рассказ свой Колюха закончил такими словами:

— На Бурушке я смогу пройти галопом всю эту Лысую гору.

Склон горы был пологим, но длинным. Ребятишки с недоверием посмотрели на Колюху: возможно ли такое?

— Да чтобы у меня вожжа лопнула!

Но хоть и заверил он так, кто-то из старших мальчиков все же усомнился, сказал, что нет, не сможет даже и Бурушка взять галопом Лысую гору. Колюху, видать, задело:

— Пари?.. Утром я засвидетельствую!

Когда забрезжил рассвет и ветер долизывал с Лысой горы остатки ночного тумана, Колюха взял узду и пошел за Бурушкой.

Почему Колюха так верил в Бурушку? Очевидно, его наметанный глаз кавалериста угадал в нем кровную лошадь: беспородная всегда понура и скучна — идет, ногами заплетаясь, а Бурушка, даже и очень устав от работы, был в движениях весел, шагал охотно, словно удовольствие от этого получал.

— Сделал я, старик, на тебя ставку, уж ты оправдай!

Бурушка, не привыкший, чтобы его забирали в такую рань, и подумавший, что Колюха просто так болтает, в ответ сыто зевнул.

— Знаешь, как в городе на ипподроме ставки на скакунов делают?

Бурушка не знал. Он не знал и того, что ставки на ипподроме на него не делаются лишь по досадной случайности. Ставка, которую сделал на него Колюха, — первая в его жизни и, наверное, последняя…

Колюха накинул седло с высокой лукой и широкими кожаными крыльями, ловко, не глядя, вдел ноги в стремена.

— Бурушка — это человек!

Резко и властно натянул поводья, пришпорил босыми пятками:

— Аллюр — два креста!

Конь был хорош, а ездок на нем и того лучше. Они играючи брали гору скорой метью, и чем выше поднимались, тем ярче освещало их солнце, еще невидимое на дне поймы.

— Как в кино! — прошептал один из мальчишек.

— Выспорил, — без восхищения сказал другой.

Каких-то два десятка метров оставалось до плоской верхушки, как вдруг Бурушка заскользил на мокрой траве — отчаянно, панически заскользил, и сразу стало ясно, что уж ничто не поможет ему. Он забил ногами часто-часто, думал удержаться, устоять, но земля, всегда такая надежная, сейчас изменила ему, стала зыбкой, уплывающей, и он рухнул грудью — тяжело и обреченно.

Колюху ветром сдуло с седла, он задергал повод неразумно, ни за чем, из недоброго предчувствия.

— Вставай, Бурушка, встань, пожалуйста, братец!

Но Бурушка не вставал. Он прерывисто дышал и странно замер взглядом — он будто обдумывал свое положение и на что-то решался.

Колюха знал одно верное средство, чтобы заставить лошадь встать: когда уж ни понукания, ни побои, ни просьбы не помогают, надо заткнуть ей обе ноздри клочками травы — задержка дыхания сразу поднимает ее на ноги. Это и сделал Колюха, одновременно взъерошил Бурушке гриву, погладил по мокрой потной шее. Бурушка мотнул головой, взглянул на небо и стал выпрастывать передние ноги. Понял, что силенки на это есть, и поднял себя враз, одним рывком, Колюха тут же выдернул из его ноздрей клочки травы.

На луг в этот день Бурушку не послали — не мог он работать: по ногам струилась дрожь, бока обвисли.

И в следующие дни он сиротливо слонялся за изгородью, был невесел, ничего не ел, — занемог Бурушка, сильно занемог.

Приходил ветеринар, хотел помочь бедняге, но махнул рукой:

— Запалился конь.

— Был, да изъездился, — добавил бритоголовый, а добряк-парень, который ублажал хлебом, изрек:

— Не в коня корм.

А Колюха ничего не говорил, молчал. Ему дали другую лошадь, Чалого.

Федя обнимал Бурушку и плакал, словно бы не лошади, а ему было больно. Только Бурушку не трогали его слезы, а когда Колюха проводил мимо него Чалого, отворачивал от Феди морду и смотрел вслед Колюхе долгим просящим взглядом, словно хотел он сказать: «Поставь, Колюха, на меня еще разок, уж я постараюсь, не подведу…» А Колюха уходил прочь, не оглянувшись, словно чужой.

Мало-помалу Бурушка выправился, но от прежней стати не осталось и следа. Его начали гонять лишь на такие работы, когда грузной поклажи нет и когда торопиться никуда не надо: Федина сестренка возила на нем комбикорм на птицеферму и пустые молочные бидоны.

Если бы на этом история Бурушки закончилась, ее можно было бы и не вспоминать, но в том-то и дело, что вскоре после того случая в ночном выяснились удивительные подробности. Однажды в страдную пору, когда все колхозные лошади были заняты на уборочных работах, бригадиру понадобилось срочно съездить в расположенный по соседству конезавод «Восход». Он велел Феде запрячь в тарантас Бурушку. Приехав на место, бригадир привязал лошадь к балясине крыльца и отбыл куда-то по делам. Мимо проходил начкон и по профессиональной привычке посмотрел на понурую клячу — не просто как зевака, а изучающе. Что-то его заинтересовало. Подошел, огладил лошади круп и бедро — стоп: клеймо! Вгляделся — знакомая отметина… Стал кликать:

— Кто хозяин?

И выяснилось, что никакой это не Бурушка, а чистокровный скакун Огранок, полубрат знаменитого рекордсмена Гранита Второго, погибшего в войну, и к тому же двоюродный дядя знаменитому Будынку, который перед войной был три года подряд лучшей лошадью страны.

Конезавод дважды за свою историю был разорен дотла. Сначала в гражданскую войну, которая разметала по стране всех лошадей (потом их собирали долго и трудно: кобылу Этуаль-Филант поймали вместе с матерью ее и бабушкой в горах Черкесии, несколько жеребцов обнаружили у извозчиков Краснодара, а на самом заводе остались лишь две кобылы Миньон и Таногра). В Отечественную войну немцы сожгли всю усадьбу конезавода, угнали в Германию первоклассный племенной состав «Восхода», а уцелели лишь очень старые лошади да немногие жеребята.

Один из таких жеребят Огранок после немалых, видно, мытарств попал в колхозный табун и превратился в Бурушку. В том, что он, чистокровный скакун, и на самой тяжелой работе показывал себя с лучшей стороны, нет ничего удивительного. Ведь известно, например, что русская борзая собака, хрупкая на вид, изогнутая «крючком», без труда может совладать в единоборстве с матерым волком или с массивным, богатырским на вид догом. Как и русская борзая собака, чистокровная английская лошадь обладает не только резвостью и выносливостью, но и недюжинной физической силой. Но ведь надо же: сколько людей видело Бурушку, и никому в голову не приходило, что он аристократ по крови, вот оно: «Порядок бьет класс!»