Борис Сергеев - Мои питомцы и другие звери

Как мне ни была неприятна встреча с Ковальчиковым, переложить разговор о срочной оплате варанов на чьи-нибудь плечи я не мог. Счет на оплату варанов пришлось нести самому. К счастью, дело происходило в тот короткий период, когда наши отношения чуть-чуть наладились. Взяв у меня счет, Николай Александрович тщательно изучил бумагу, с помощью счетов перемножил стоимость одного варана на пять, то есть на число полученных животных, попросил расшифровать все визы и подписи, проверил, нет ли чего-нибудь на обратной стороне бумаги, что-то попыхтел себе под нос и, неторопливо выводя свою длинную фамилию, посетовал:

— Эх, доктор, доктор! Всегда с вами так. Неужели нельзя было купить их загодя, а вам как назло приспичило сделать покупку перед самыми праздниками. — И, возвращая мне счет, добавил: — Впрочем, не забудьте пригласить на шашлыки!

Отправляясь на прием к Ковальчикову, я не рассчитывал услышать от него что-либо достойное внимания, поэтому все его реплики пропустил мимо ушей. Понять логику нашего хозяйственника все равно невозможно, да я никогда и не пытался. И одному Богу известно, почему специально пойманных по нашей просьбе зверей мне не следовало оплачивать перед праздниками. Я не любитель подобных загадок. Смысл его слов до меня не дошел и не заинтересовал. Однако через неделю все выяснилось. Во время праздничного «товарищеского ужина», как назывались тогда подобные мероприятия, которые происходили одновременно во всем институте, но проводились отдельно в каждой лаборатории, к нам «на огонек» заглянул директор института академик Е. М. Крепе и, первым делом внимательно оглядев праздничный стол, спросил:

— Борис Федорович, а где же шашлыки?

— Какие шашлыки? — искренне удивился я.

— Как какие? — в свою очередь изумился Крепе. — Ковальчиков успел мне доложить, что ты перед праздником закупил целое стадо баранов.

Оказывается, наш хозяйственный директор не умеет толком читать предъявленные ему на подпись документы.

Но вернемся к нашим «баранам». Когда ящики с варанами привезли в виварий и я начал их вскрывать, вокруг сгрудились все свободные от экспериментов сотрудники лаборатории. С замиранием сердца я топором приподнимал крышку первого ящика: живы ли звери? Пока мы снимали с машины и переносили ящики в помещение, мне не удалось обнаружить в них каких-либо признаков жизни, хотя их бесцеремонно трясли и переворачивали. Внутри не раздавалось ни одного звука. Невольно в душу закралось сомнение в успехе осуществляемой операции. Неужели животные не перенесли двухнедельного плена и транспортных неудобств в тесных фанерных ящиках? Весь опыт общения с различным зверьем убеждал меня в живучести варанов. Что же могло с ними приключиться? На воле эти звери в жару не пьют. На их родине в летнее время пересыхают все мелкие водоемы и редки дожди. Поэтому от жажды они погибнуть не должны были, двухнедельный пост для них тоже не опасен, и морозы их погубить не могли: в России, а тем более в Средней Азии заморозков еще не было. Попугай, канарейка или проказница мартышка — словом, любая птица или млекопитающее подобного плена не выдержат и, конечно, быстро погибнут. Но чтобы от стресса погибли кобра, крокодил или тот же варан, этого я допустить не мог.

Поэтому, прежде чем снять крышку с первого ящика, я попросил проверить, хорошо ли закрыты двери: боялся, что варан сбежит. Опасения оказались излишними. Все звери были живы и, похоже, здоровы, но никто из них даже не сделал попытки удрать. Они вообще не желали покидать свое временное тесное жилище. Вараны угрожающе шипели, открывали зубастые пасти и цеплялись когтистыми лапами за фанерные стенки ящиков с бесчисленными дырочками для доступа воздуха. Ужасно не хотелось испытать на себе действие острых, как иголки, зубов варанов, но выгнать их из ящиков палкой тоже не удалось. Немного поколебавшись, я изловчился и схватил первого зверя за шиворот. К моему удивлению, он серьезного сопротивления не оказал, и я опустил его на пол. Мгновенно круг обступивших меня сотрудников расширился, но и на полу варан активной агрессии не проявлял, лишь изогнул хвост, подготовив его для удара.

Извлечение из транспортных ящиков остальных зверей завершилось так же благополучно. Вообще, за несколько лет общения с варанами никто из сотрудников института никаких серьезных травм не получил. Когда зверей приходилось брать в руки, они не приходили от этого в восторг, но и не проявляли серьезного намерения вцепиться в чью-нибудь руку. Животные ограничивались шипением, разевали пасти, делали выпады головой, иногда ударяли пару раз хвостом. В начале нашего века о серых варанах зоологи писали, что они ударом своего хвоста могут сломать руку взрослого человека. Однако я не припомню случая, чтобы кто-нибудь получил болезненный удар. Но схватить за руку молодую интересную даму одному варану все-таки удалось.

Пострадавшая Майя Константинова была морфологом. Круг ее интересов касался эпифиза — небольшого мозгового образования, находящегося на нижней стороне головного мозга. Обычно, чтобы извлечь этот орган, мозг из черепа не извлекают: это слишком хлопотливое занятие. До эпифиза гораздо проще добраться через нёбо полости рта, где кости намного тоньше и податливее костей наружного черепа.

Для биохимических исследований, которыми занималась Майя, нужен был мозг свежеубитых животных. Поскольку большинство исследований в институте проводили по изучению мозга и его биохимии, у нас были созданы гильотины различных размеров. Они, отсекая голову от туловища, вызывали мгновенную смерть животного. Этот способ вынужденного убийства считается вполне гуманным, и им широко пользуются во всем мире. Убивать под наркозом нельзя: наркотические препараты серьезно искажают биохимическую картину.

Нерасторопный лаборант смог произвести гильотинирование варана лишь перед самым обеденным перерывом, и Майе поневоле пришлось вместо обеда заняться извлечением эпифиза. Оказавшись в лаборатории в полном одиночестве, она приступила к изъятию мозга. Широко раскрыв пасть мертвой головы, что, надо сказать, оказалось не просто, так как открываться рот почему-то не хотел, осторожно, чтобы не пораниться о конические, острые, как иголки, зубы, она засунула в пасть свои изящные пальчики. Майя первый раз и жизни имела дело с «драконом». Она не верила в китайские легенды о том, что у многоголовых чудовищ вместо отрубленных голов вырастают новые, и уж совсем не подозревала, что мертвые головы способны кусаться. Наш гильотинированный варан доказал ей, что это не так. Как только голова ящерицы поняла, что юная очаровательная дама покушается на ее эпифиз, и почувствовала, что женская рука достаточно глубоко засунута в ее пасть, она сомкнула челюсти, и Майя оказалась в плену у мертвой головы. Все многочисленные зубы впились в нежную кожу, и, поверьте мне, это было не только страшно, но и больно. Малейшая попытка раскрыть пасть свободной левой рукой вызывала нестерпимую боль. Смертельно напуганная женщина обмотала руку чистым полотенцем, так как появиться на людях с вцепившейся головой она считала совершенно неприличным, и, нянча руку, как грудного ребенка, превозмогая боль и мужественно сдерживая слезы, поспешила в столовую. Там общими усилиями ее освободили от агрессивной головы и оказали первую медицинскую помощь. Хочу подчеркнуть, что Майя Константинова была настоящим ученым и, несмотря на травму и перенесенное потрясение, вовремя лишила свою обидчицу эпифиза, сделав операцию в считанные минуты, пока в мозговых тканях еще не возникли биохимические изменения, и только после этого отправилась в больницу. Слух об агрессивных наклонностях обезглавленных варанов разнесся по институту. С тех пор к мертвым животным сотрудники лаборатории стали относиться с не меньшим почтением, чем к живым.