Джон Кац - Год собаки

В аудитории, едва я начинал говорить, он растягивался на полу и засыпал. В обед мы отправлялись на прогулку по парку, расположенному на берегах Миссисипи: здесь Девон мог вволю побегать и размяться. Затем мы возвращались ко мне в кабинет: я работал, а Девон сворачивался в уголке на собачьей лежанке, которую я ему здесь поставил.

Кажется, он сам не верил своему счастью. Целыми днями он со мной, каждый день видит что-то новое, за ним ходит толпа почитателей. Вернувшись в «собачью гостиницу», он сидел во внутреннем дворике, дышал прохладным вечерним воздухом. По вечерам во дворик высыпали собаки всех пород, размеров, расцветок и характеров: пудели, овчарки, пойнтеры, таксы, маленькие визгливые терьеры — вся эта разнокалиберная свора лаяла и скулила, и порой в этом нестройном хоре раздавалось и басовитое гавканье Девона.

За весь этот месяц мы, кажется, не разлучались больше чем на двадцать-тридцать минут. Я скучал по Поле и Джулиусу, да и к своим студентам привязался сильнее, чем ожидал. Однако путешествие в Миннесоту стало счастьем для нас обоих.

Оно укрепило нашу связь, научило нас доверять друг другу. Девон показал мне пример терпения и верности — и взамен нашел дом и друга. А я в «собачьей гостинице», рядом с верным и благородным псом, слишком хорошо знающим, что значит потеряться и вновь найтись, кажется, начал вновь обретать давно потерянную веру.

Даже в Миннесоте я продолжал регулярно созваниваться с Дианой и рассказывать ей о прогрессе в поведении Девона. Она слушала меня с неизменным интересом и удовольствием. Наши погони за грузовиками из-за забора представлялись ей слишком рискованной игрой: может случиться, говорила она, что Девон забудется или неправильно поймет команду и вылетит на улицу — с овчарками такое случается.

Тем временем у Девона появилось новое развлечение: его внимание привлекли дикие гуси.

Гуси на Среднем Западе откормленные и нахальные. Многие из них даже не трудятся улетать на зиму — зачем, когда у людей есть помойки, а на помойках так легко отыскать всякие-разные вкусности? Миннеаполис — прекрасный город, но, честно говоря, гусиные экскременты, толстым слоем покрывающие большую часть лужаек, особенно возле озера, его не украшают.

Однажды днем, когда мы с Девоном гуляли в парке, к нам подошли несколько родителей с детьми и спросили, верно ли, что Девон — бордер-колли. Они кое-что слышали о бордер-колли, осторожно продолжали родители. И вот в чем проблема: детям негде поиграть в футбол, потому что все футбольные поля возле комплекса буквально усеяны гусиным пометом. Гуси становятся все наглее: скоро они, пожалуй, вовсе выживут отсюда людей. Не разрешу ли я Девону их отпугнуть?

Конечно, ответил я. Почему бы не попробовать, например, завтра утром, тем более что это суббота?

Мне и самому было любопытно, способны ли инстинкты Девона, до сих пор лишь осложнявшие мне жизнь, сослужить людям полезную службу. Не раз приходилось слышать истории о том, как отчаянно дикие гуси защищают свои гнездовья от людей и собак. Интересно, как поступит в такой ситуации Девон?

На следующее утро мы торжественно отправились выполнять возложенную на нас миссию. На поле, у забора, нас ждали люди, подходившие к нам вчера, а с ними — другие родители, тренеры и игроки. Прямо перед нами, примерно в пятидесяти метрах, толклись, должно быть, сотни две крупных, жирных, нагло гогочущих гусей. Если они и заметили нас с Девоном, то виду не подали и, во всяком случае, явно не собирались трогаться с места.

Девон удивленно взглянул на меня, затем на забор, по ту сторону которого он обычно гонялся за автомобилями. На толпу он поначалу не обращал внимания. Но вот кто-то из детей начал подбадривать его криками: «Давай, Девон! Давай, Девон!» Услышав это, Девон принял, как я это называю, «охотничью стойку»: он припал к земле, низко опустил голову и приготовился прыгнуть.

Я тоже решил его «завести».

— Ну что, готов? Готов? Готов? — спрашивал я, стараясь, чтобы с каждым разом голос звучал все более возбужденно.

Теперь Девон был готов к работе: он напрягся всем телом, покосился на меня, затем снова устремил взгляд вперед. Гуси громко закричали, и это, кажется, в первый раз привлекло его внимание. Вокруг нас собиралось все больше родителей и детей. Я чувствовал: опозориться нельзя.

— Давай, друг, — прошептал я Девону. — Старина Хемп смотрит на нас. Не подведи.

Он тряхнул головой, понимая, что я чего-то от него хочу, но пока не понимая чего. В глазах его я читал готовность выполнить любой мой приказ — только бы понять, что от него требуется!

Но, когда группа гусей начала двигаться, Девон начал понимать. В конце концов, больше всего на свете он любил за кем-нибудь гоняться! Он присел еще ниже; глаза его с необыкновенной быстротой скользили от гусей к моей поднятой руке и обратно.

— Готов? Готов, мальчик?

Наконец я махнул рукой и завопил:

— Девон, ВЗЯТЬ!

Он рванулся с места прежде, чем я успел договорить, взметая на своем пути клубы пыли. Обогнул стаю гусей по широкой дуге, словно присматриваясь и выверяя свои действия. Гуси развернулись к нему, и двое из них, подтверждая свою репутацию, приготовились защищаться.

Что ж, остается только пожелать им удачи, сказал я себе, вспомнив собственные бесконечные сражения с Девоном. Я видел, что их нахальство его по-настоящему разозлило. Он начал яростно лаять, затем метнулся к двум вожакам, проскользнув у них за спиной, отрезал их от стада и повернулся лицом к остальным.

На кону стояла честь всего рода бордер-колли. Мне чудилось, что над футбольным полем парит призрак Старины Хемпа.

Вдруг мой пес развернулся и атаковал вожаков стаи. Увидев черно-белый клубок шерсти, несущийся на них со скоростью ракеты, гуси поняли, что драться им вовсе не хочется, и взмыли в воздух. С торжествующим лаем Девон бросился на остальных.

На поле началась страшная суматоха: крики, заполошное гоготание и хлопанье крыльев.

— Ура, Девон! Молодец, Девон! — взлетел над полем хор детских и взрослых голосов.

Девон в последний раз презрительно гавкнул и помчался через поле ко мне, виляя хвостом. Уши его стояли торчком, грудь высоко вздымалась: передо мной был счастливый пес, выполнивший свою задачу и готовый принять заслуженную хвалу и награду. Я угостил его собачьим печеньем, почесал за ухом и сказал, что он необыкновенно умный и храбрый пес, настоящая гордость своей породы.

Мы отправились домой, где я немного поработал, а после игры снова вернулись на поле. Гуси возвращались еще четыре или пять раз — не могу сказать, те же самые или другие, — но теперь Девону поощрений не требовалось. Оказавшись на краю поля, он немедленно принимал боевую стойку. На третий раз, чтобы очистить поле, ему понадобилось не больше минуты. Это оказалось еще интереснее, чем гонять грузовики, хотя иной раз он и бросал задумчивый взгляд в сторону шоссе.