Василий Герман - Аркай

Он постучал в оббитую дерматином дверь, и звук получился глухой, едва слышный. В квартире могли и не расслышать этого стука. Дверь, однако, неслышно распахнулась, и на пороге возникла женщина, худенькая и немолодая. Метальник Савелий хорошо её знал. Это была мать Фёдора Николаевича Иванова, командира сторожевика. Они встречались не раз на территории Береговой. Выдержанная женщина, тихая, даже робкая вроде. Имени-отчества её Метальник Савелий не знал, поэтому, откашлявшись, обратился неопределённо:

— Дело, стало быть, такое, гражданка…

— Иванова я, — подсказала женщина, и в глазах её наблюдательный Метальник Савелий уловил явную лукавинку.

— Так, гражданка Иванова, значит, — подтвердил он. — В данной квартире проживает девочка, имя я запамятовал…

— Людмилой её зовут, девочку. Внучка она мне, а я ей, стало быть, бабушка.

Не подал Метальник Савелий виду, что крепко на себя осерчал. Неправильный он в разговоре тон взял, дубовый какой-то. А эта бабушка Иванова, оказывается, непроста, немедля это усекла и отвечала ему тем же, — ну, как деревенщине какой-то.

— У внучки вашей казённое имущество находится в виде ездового пса по кличке Аркай, которого она незаконно увела, — косноязычно продолжал Метальник Савелий, будучи не в силах избавиться от принятого тона. — И я обязан его изъять по силе приказа.

— Вот как, — сказала бабушка. — Она, значит, незаконно увела, а вы изъять обязаны по силе приказа. Присядьте, уважаемый, я мигом обернусь.

— Вам хоть известно, где этот Аркай упрятан? — спросил Метальник Савелий.

— Как же! Как может быть неизвестно!

И бабушка вышла, оставив Метальника Савелия в полной уверенности, что вернётся она уже с рыжим Аркаем, с которым он в настоящий момент не знал, что делать, ибо к подобному повороту событий подготовлен не был.

Бабушка появилась минуты через три без Аркая, но тем не менее видавший виды лихой мичман Метальник взлетел с табурета, будто под ним взорвалась граната среднего калибра.

На бабушке Ивановой красовались флотская парадная тужурка с погонами старшего лейтенанта медицинской службы и белая рубашка при чёрном галстуке. Обувь, правда, на бабушке была не уставная, но глаза Метальника Савелия зацепились за другое: огнём горели на тужурке ордена и медали. И среди них ордена Красного Знамени, Отечественной войны, а всего столько, что сукно тужурочное по левой стороне укрыто было начисто. Ни у кого на Береговой такого количества боевых отличий Метальнику видеть не приходилось. И цену этим наградам Метальник Савелий знал не понаслышке.

— Давай твою бумагу! — потребовала бабушка.

— Какую бумагу?

— Этот твой приказ, по силе которого раненого пса, труженика честного, ты казнить намерен.

— Такой бумаги на руках я не имею, — пробормотал Метальник Савелий. — Циркуляр — он в делах подшит. И не намерен я вовсе…

— На руках, значит, не имеешь, — тихо сказала бабушка. — Что же ты голову мне морочишь? Законом беззаконие прикрываешь, внучушке моей сердчишко рвёшь! И детишкам всем. Мичман боевой! Не совестно? Ты же не в собаку — в ребятишек выстрелить нацелился. Понимаешь хоть это? Давай-ка, милый, налево круу-гом! Маршируй за своим циркуляром. Принесёшь — потолкуем. Шагом марш!

И мичман Метальник Савелий против своей воли чётко исполнил «налево кругом», пребывая в смятении чувств и слабо в данный момент контролируя своё поведение. Оказавшись на улице, вздохнул глубоко, покрутил головой и вместо того, чтобы идти по своим хлопотам, побрёл через сопку к обрыву. Стояло у него перед глазами строгое лицо гражданки Ивановой, и слова её бередили ему душу: мичман боевой! В ребятишек выстрелить нацелился! В самом деле, куда это его занесло? Мозги, что ли, закисли на бумажках? Мысли его двоились между циркуляром, пылившимся где-то в канцелярских папках, и боевыми наградами на тужурке скромной бабушки Ивановой. И оказаться в глазах такой бабушки дубом беспросветным было горько Метальнику Савелию.

Так, размышляя невесело, оказался он на самом обрыве, откуда за входными мысами открывалась неоглядная ширь океана. Очнувшись от размышлений, мичман определил своё местоположение и решил, раз уж он здесь оказался, испить родничковой водицы, от которой ломило зубы и поднималось настроение.

Дверь избушки-кладушки была приотворена, к покатой крыше прислонились лыжи, хозяина которых можно было определить без труда. Эти лыжи являлись собственностью соседского парнишки Сенюкова Вениамина. И первым движением Метальника Савелия было спуститься вниз и уточнить, чем занимается Сенюков Вениамин в то самое время, когда ему надлежит прилежно трудиться над заданиями учителей. Что-то, однако, внутри Метальника Савелия воспротивилось этому намерению, удержало. Он постоял на тропке и повернул обратно.

Появился наконец-то папа. В необычное, надо отметить, время — в середине дня. Он не был на берегу более трёх недель, плавал по дальним далям на своём корабле и очень соскучился по дому.

Как только сторожевик ошвартовался к длинному пирсу Береговой, командир решил сразу наведаться домой, узнать, как там идут дела. Он даже не снял походного альпака, источавшего запах океана.

Широкий в плечах, весёлый и немного насмешливый, папа выпил стакан крепкого чаю бабушкиной фирменной заварки, внимательно оглядел Люду и сказал мрачным голосом:

— Что-то я не вижу торжества, уважаемые бояре. Капитан, можно сказать, обветренный, как скалы, прибыл в родную гавань, а орудийного салюта не слыхать, почётный караул не марширует! Наоборот, явственно ощущается дух заговора. Что произошло за время моего отсутствия? Команда недовольна капитаном? Назревает мятеж, бунт?

— А ничего такого, Федя, не произошло, — сказала бабушка. — Тут одну собачку хотели изничтожить, а Людочка и заступилась, не позволила.

— Поступок в высшей степени благородный, — одобрил папа. — И я почтительно снимаю шляпу. Но откуда такое напряжение и тревога? Выкладывайте, почтенные, что вы тут натворили.

— Ничего особенного я не натворила, — пустым голосом сказала Люда. — Просто нарушила какой-то приказ.

— Всего-навсего! Очень мило, — сказал папа. — Действительно, ничего особенного. Просто нарушила приказ, притом какой-то неизвестный. Такой пустяк. А как ты словчилась столь блистательно отличиться? Раньше в нашем доме этого не водилось — приказы нарушать. Это новая страница в нашей жизни. Или нет?

— Ты, Федя, её не ругай, — сказала из кухни мама. — Она по справедливости поступила.

— Вот как? Даже по справедливости, — удивился папа. — Что-то не слыхивал я о справедливых нарушениях приказов. Очень любопытно. Ну-с, так я готов заслушать ваш доклад.