Зденек Вагнер - Африканское сафари

— Это Мули, бвана, мой младший брат, воин ньятуру.

Они действительно похожи, подумал я: мальчонка тоже уставился в землю и стеснялся лишний раз взглянуть на меня.

— Здравствуй, Мули, — сказал я с улыбкой, чтобы разрядить обстановку, — Я за тебя боялся, но вижу — ты не трус. У тебя такое же храброе сердце, как у твоего старшего брата. Правда, когда речь заходит о людоеде, одной смелости недостаточно.

— Бвана, я из народа ньятуру, а значит, я должен быть смелым, поэтому не буду говорить об этом. Я остался здесь, чтобы помочь брату. К тому же я был тут не один, приходили масаи, приносили молоко. Я обнаружил, что вода есть только в десяти километрах отсюда. А где нет воды, там нет ни зебр, ни антилоп гну, поэтому симбы [8] Симба (суахили) — лев. здесь тоже нет, ему не на кого было бы охотится. Зато здесь много малых антилоп, павианов и кроликов, и поэтому тут могут водиться чуи. Я обнаружил несколько деревьев, на которых есть их следы. Масаи рассказали мне, что иногда чуи воруют у них овец и коз. Еще я узнал, что…

— Подожди, брат, — прервал его Панго, — Ты говоришь так, будто сам это видел. Не знаю, интересно ли господину, что болтают масаи.

— Нет, пусть говорит. Мне интересно все, что он обнаружил за эти три дня, — Я кивнул Мули, чтобы тот продолжил рассказ.

Парнишка на минуту задумался.

— На чем я остановился?.. А, вспомнил… Масаи утверждают, что Лука познакомился с неким Моллелом, законченным негодяем. Они всегда знают, что говорят, да, Панго? — Мули взглянул на брата, но, поняв, что ответа не последует, продолжил: — Он скрывался где-то здесь. И будто бы они познакомились с Лукой в деревне под названием не то Кома, не то Комо…

— Может быть, Комоло? — заметно оживился Джума.

— Да, точно — Комоло. Говорят, они добывали там какие-то мадини. [9] Мадини (суахили) — драгоценные камни. Масаи рассказывали, что Лука советовался с ними, и они порекомендовали ему послать этого «друга» подальше. Масаи напомнили Луке, что участок принадлежит музунгу, [10] Музунгу (суахили) — белый. и сюда никто не имеет права заходить. Но Лука рассмеялся и прогнал их. Этот Лука — настоящий пройдоха. И еще здесь кто-то стрелял из ружья в тот день, когда приезжал Моллел.

— Когда сюда придут масаи? — поинтересовался я, после того как юноша закончил.

— Скоро будут. Но они идут с другой стороны, от большой горы, — Мули показал на Килиманджаро.

— Хорошо. Раз мы тут уже ничего не найдем, поехали вниз, — сказал я и первым сел в машину.

Нам следовало обогнуть холм, на котором мы ранее бывали с Джумой. Несмотря на то, что это самая длинная дорога, удобнее всего было ехать именно по ней. Я выбрал этот путь еще и потому, что надеялся встретить лютеранского проповедника: каждую неделю он посещает живущих здесь масаев и знает обо всем, что происходит в Хейти. Однако нам не повезло: дорога была пуста.

Огромное пожарище предстало перед нашими взорами. От моего дома-красавца остался лишь пепел. Но это душераздирающее зрелище не долго владело моим вниманием: нужно было подумать о том, что еще можно успеть за сегодняшний день. Я непременно должен был встретиться с проповедником, от него я мог получить самую полную информацию. Стало быть, следовало спешить в его деревню.

Панго тронул меня за плечо:

— Пришли масаи. Где будем ночевать — здесь или в другом месте?

— Ночевать будем здесь. Очистите место и поставьте палатки. Пускай кто-нибудь сходит за куни [11] Куни (суахили) — хворост. и разведет костер. А я пока поговорю с масаями.

Воины-масаи принесли молоко и после церемонии приветствия, во время которой обычно справляются о здоровье не только людей, но и животных, передали приглашение от проповедника.

— Откуда проповедник знает, что мы уже здесь? — удивился я.

— Проповедник знает все. Он всегда чувствует, что будет завтра, — с гордостью ответил самый щеголеватый из гостей.

Его волосы были заплетены в мелкие косички, пробор делил их на переднюю и заднюю части. Передние косички скреплялись треугольной алюминиевой заколкой, а задние спадали на плечи. Уши модника были проколоты в нескольких местах: с левого уха свисала жестяная банка из-под мармелада, которая, скорее всего, использовалась как кружка, а в правом красовался клочок бумаги, небрежно вырванный из школьной тетради в клетку. Из одежды на нем была только чука [12] Чука (масаи) — масайское одеяние. — полотнище из мягкой ткани красного цвета. Хитро замотанное и переброшенное через плечо, оно доходило до самых колен. На поясе — ремень из коровьей кожи, за который был заткнут масайский нож, огромный, словно мачете. Ремень, рукоятка ножа — все было красного цвета. На ногах — еще более экзотическое украшение: башмаки, сделанные из кусков автомобильной покрышки. Но больше всего мое внимание привлекли маленькие антенны, торчавшие между большими и соседними с ними пальцами ног. Они были не менее пятнадцати сантиметров в высоту, и концы их украшали кусочки красного коралла. Да, изрядный щеголь этот молодой человек, ничего не скажешь.

Я бы еще долго разглядывал гостей, если бы меня не отвлек Джума:

— Бвана, мы нашли какую-то могилу. Там яма, а в ней кости. Но без тебя мы ничего не трогали.

Мне пришлось покинуть масаев. Я извинился и попросил Панго напоить всех чаем и свежим молоком. Воины с удовольствием устраивались в тени огромной акации, под которой был разведен костер: чай они очень любят.

Пока я говорил с масаями, а Панго и Мули ставили палатки, Джума осматривал участок. Он решил начать с мачо, [13] Мачо (масаи) — глаз. Местные жители назвали этот холм «глазом» потому, что оттуда прекрасно видны все окрестности. С вершины холма мой помощник заметил небольшое углубление, похожее на лежбище гиены. Спустившись, Джума обнаружил полуразрытую могилу, около которой действительно были видны следы гиен и нестерпимо воняло гнилью.

— Возьми палку и попробуй поковырять — предложил я, когда Джума привел меня на место и закрыл нос воротом расстегнутой рубашки.

— Ну и вонь! — ужаснулся юноша, пытаясь разрыть яму палкой.

С таким инструментом ничего не сделаешь. Немного поразмыслив, мы решили принести из лагеря лопаты. Я приказал Джуме и Мули продолжить работу, а мы с Панго направились к проповеднику.

Лютеранин искренне обрадовался, увидев меня. Я снова вынужден был участвовать в церемонии приветствия. Чтобы не терять время на здорованье со всеми женами проповедника, я предложил ему поговорить под деревом-«храмом», расположенным примерно в четырехстах метрах от дома. Там можно было не опасаться, что нас кто-либо побеспокоит, в том числе и стаи мух, обитающих в жилище любого масая.