Анатолий Онегов - За крокодилами Севера

Я мог бы сейчас, как говорят, с цифрами в руках, показать любому интересующемуся, что нельзя, по меньшей мере, нечестно так идеализировать прошлое. Честное слово, не было в те, уже далекие от нас времена, идиллии, рая, была очень трудная жизнь-выживание тех же рыбаков. И не от хорошей жизни уходили рыбаки из тех же Тверской и Новгородской губернии, вынуждены были «уходить со своих насиженных гнезд рыбачить в Кронштадт, Стрельну и прочие места, многие же из молодого поколения переходят на другие заработки, придя горьким опытом к тому убеждению, что рыбной ловлей теперь не прокормиться, так как рыбные уловы стали ничтожны» («Рыбацкая памятка». 1913 год).

Итак, обвинение рыболовному промыслу мы с вами вынесли. А что же мы, рыболовы-любители? Неужели так и нет за нами никакой вины в том, что наши водоемы становятся все бедней и бедней?

В те времена, о которых шла речь в уже известной вам «Рыбацкой памятке», число любителей рыбной ловли, вооруженных так называемой крючковой снастью, было столь мало по сравнению с рыбаками, ведущими свой промысел различной сетевой снастью, что учитывать их влияние на количественный и качественный состав рыбьего населения наших водоемов было бы, пожалуй, по крайней мере бестактно. Хотя сама крючковая снасть по сути дела не так уж и безобидна.

Приведу хотя бы такой пример: по известным мне малым таежным водоемам того же Каргополья еще совсем недавно (когда были живы там малые лесные деревни) летне-осенний промысел рыбы велся в основном именно крючковой снастью… Две удочки: одна полегче — ловить мелочь-живцов, другая потяжелей — ловить щук и крупных окуней; всего день работы такой снастью на таежном озере и к вечеру, как правило, полный заплечник рыбы. А это другой раз до пуда щук и окуней.

Точно таким же промыслом на дальних, так называемых отхожих, таежных озерах в течение двух лет занимался и автор этих строк. У меня не было особой цели — скопить на таком промысле капитал, я обменивал добытую рыбу только на продукты питания и на табак, но тем не менее частенько имел возможность добыть за день тех же щук столько, что вынести их за один раз из тайги никак не получилось бы. Правда, в последнем случае мне помогали еще и несколько жерлиц.

Когда рыбы добывалось больше, чем рыбак мог унести домой, и когда здесь же, на берегу озера, была устроена печь для производства сухой рыбы — сущика (рыбу сушили на сущик, как сушат в печи впрок белые грибы), то пойманных щук и окуней с вечера отправляли в печь, чтобы наутро достать оттуда отлично хранящийся продукт. Из пяти килограммов крупной рыбы обычно получают один килограмм сущика. В мешке за плечами можно вынести по таежной тропе до двадцати килограммов сущика — продукт этот велик по объему, а потому куль с сущиком весом более двадцати килограммов очень неудобен в лесной дороге.

Хорошо известный мне рыбак, Иван Михайлович Зайцев, уходил на свой промысел еще дальше меня в тайгу — на свое Янцельское озеро. Там ждали его легкая долбленая лодка-челночек, ладная избушка и большая печь, рядом с избушкой под прочной берестяной крышей, чтобы печь не повредила непогода. С утра пораньше Иван Михайлович на своей лодочке направлялся к одной единственной луде на Янцельском озере и, вооружившись двумя, как положено для такой работы, удочками, принимался сначала ловить живцов, а там и тяжелых окуней-горбачей. Ловил он обычно не очень долго — при удачной погоде в лодке довольно скоро собиралось столько пойманной рыбы, что с ней с трудом могла справиться находившаяся в хозяйстве рыбака печь.

Со своей печи Иван Михайлович снимал до трех килограммов сущика за один раз, то есть, чтобы полностью загрузить печь, рыбак должен был выловить за утро больше пуда рыбы — часть улова, разумеется, предназначалась еще и для ухи (надо было кормиться и самому и кормить собачёнку, которая не отставала от хозяина в его походах).

Итак, пуд рыбы всего за три-четыре часа работы. Если бы была у рыбака еще одна такая печь, то рыбы можно было бы привезти с озера уже не пуд, а два пуда, а то и, как говорится в таких случаях, полную лодку — поймать при доброй погоде на своем озере Иван Михайлович мог и три и даже четыре пуда за день, если бы эти пуды можно было не погубить… И это всего на всего двумя удочками, всего на два крючка…Конечно, такие достижения имели место не каждый день. Другой раз тот же Иван Михайлович, чтобы заготовить на зиму мешок сущика (около двадцати килограммов сухой рыбы), пропадал в тайге неделю, а то и побольше. Считайте: для двадцати килограммов сущика надо выловить сто килограммов тех же окуней. Если рыбак собирал двадцать килограммов сущика больше недели, то выходило, что его дневной улов в этом случае никак не превышал тот самый пуд, который рыбак добывал только за утренние часы, когда ловля складывалась более удачно…И все-таки пуд, пуд да еще пуд — это, как вы понимаете, какая никакая, но уже заметная нагрузка на не очень большой водоем.

Эти наблюдения сделаны мной в Каргополье на таежных озерах в период с 1965 по 1966 год включительно… Еще раньше на той же Оке, которую упоминалась уже в моем рассказе, я был свидетелем, как один единственный рыбак, вооруженный двумя полудонками, всего двумя крючками, с утра до полудня налавливал столько лещей, что с большим трудом доставлял свой улов к поезду. Я сам помогал удачливому рыбаку подняться с реки в нашу гору с рыбой и снастью. Чуть позже сам автор этих строк на озере Долгом, что за селом Слёмы (об этом озере у нас с вами тоже был разговор) обычно без особого труда налавливал за утро до десяти килограммов увесистой красноперки… Ну, а если вспомнить ту же Нижнюю Волгу (неплохо знакомую мне когда-то Ахтубу) начала шестидесятых годов. Там за утро на одну единственную донку без особого труда можно было поймать три десятка мерных судаков.

Я пока оставляю в стороне такую любительскую снасть, как спиннинг, который, по моим данным, может вполне поспорить даже с ловушкой рыбака-браконьера, добывающего щук во время нереста…Заканчивается нерест, щука какое-то время отдыхает, а затем и начинается тот самый, посленерестовый жор, когда голодная рыба хватает, как говорят в таких случаях, любую железяку. И счет щукам, пойманным одним единственным рыболовом в это время всего за один день, может идти на десятки. Честное слово, наблюдая всякий раз такие «трофеи», я невольно вспоминаю тех добытчиков, которые по весне, во время нереста той же щуки, бродят по берегу нашей речушки, приходящей в озеро из другого таежного водоема, и колют проплывающую рыбу острогой… Счет такой дневной добычи тоже идет другой раз на десятки.

Та же Нижняя Волга, Ахтуба, те же шестидесятые года только что ушедшего от нас столетия, песчаные косы-перекаты, бой жереха и человек со спиннингом в руках… Честное слово, и тут нередко дневная добыча нашего удалого спиннингиста могла исчисляться десятками мерных рыбин..