Леонид Фомин - Парма

Гриша призадумался. Потом решительно возразил:

— Да-а, не надо! Тогда телята должны быть умными, сигналы всякие понимать должны…

Занятый непростыми думами, он еще долго сидел на мешках, сравнивал, прикидывал: как же все потом будет, когда на помощь пастухам придут аппараты?

Василий Терентьевич не разрешил вставать Вале. Ей уже попало от него за то, что она работала, а еще больше попало Нине — не надо было отпускать больную Валю на улицу. Но попробуй сейчас улежи! Когда Василий Терентьевич выходил из избушки или не обращал на Валю внимания, она приподнималась в постели, заглядывала в низкое окно.

Сегодня утром ребята все глаза проглядели в это окно. То один, то другой подходил к нему и, склонившись, припав к запотевшему стеклу, повторял:

— И утро хорошее, а не идут что-то. Проспали, верно?

Может быть, поэтому никто не вспоминал о еде, и обычно желанная команда «завтракать» прозвучала маленько неожиданно. Но такая команда была подана, и все потянулись за посудой.

Сидели где удобнее и ели из чего удобнее: из котелков, чашек, кружек. Сидели за столом, на нарах и разостланных одеялах. Витя Пенкин и Миша Калач устроились на седлах и уплетали кашу прямо из ведра. Ели да нахваливали: и жирна-то, и ароматна, и навариста!

Перед девочками на нарах стояла закоптелая эмалированная кастрюля. Эту емкую посудину припасла для Наташи ее мама. Она положила в рюкзак дочери еще и две ложки — обыкновенную алюминиевую и глубокую, похожую на половник, деревянную. Положила и наказала: «Из артельного котла не стесняйся, ешь…»

Много было смеху, когда Наташа рассказала про эту мамину «заботу». С первого дня путешествия фасонистая, разукрашенная петухами деревянная ложка служила незаменимым черпаком…

Неожиданно за дверью послышался лай собаки. Сидевший у порога Витя Пенкин распахнул дверь.

— Приехали! — возгласил он и выбежал, чуть не свалив ведро с кашей. Белая, как песец, собака с мокрым брюхом беспокойно топталась у дома. Оскалив зубы, она уркнула на ребят и помчалась своим следом через ельник к Цепёлу. Растревоженным роем сыпанули ребята за ней.

По лугу шли люди и вели на поводу трех завьюченных лошадей. Впереди, в плаще нараспашку, в высоких сапогах, шагал коренастый бородач. Собака уже вертелась у его ног.

— Вон тот, первый, наверно, главный, — определила Нина. — Василь Терентьич говорил, что у них один с бородой.

Бородач махал издали рукой.

— Кто здесь старший? — спросил он, когда ребята подбежали.

— Василь Терентьевич… сейчас придет… — вдыхая всей грудью воздух, ответила Нина. — А вы — геологи?

Нина, конечно, не сомневалась, что пришли геологи, и спросила скорей потому, что не придумала ничего лучше сказать при встрече. Помедлив и опять ничего не придумав, повторила вопрос:

— Геологи, да?

— Они самые! — весело прогудел бородач. — Прибыли в ваше распоряжение!

Ребята с любопытством и восхищением рассматривали гостей. Только Гриша-младший не находил в них ничего особенного. Самые обыкновенные люди и одеты как все. А высокий рыжий парень просто разочаровал Гришу — парусиновая куртка мала, до локтей рукава, из-под них высовываются закатавшиеся обшлага рубахи… Ни биноклей, ни подзорных труб, даже молотков геологических с длинными ручками ни у кого нет… Ну что за геологи!

Василий Терентьевич встретил гостей у сарая. Пожав каждому руку, кивнул на луга:

— Спускает снег-то! Зря, пожалуй, я оторвал вас от дела.

— Это неплохо, что снег спускает, — отозвался Семен Николаевич. — Ну, а раз пришли — принимайте. Далековато же до вас!

Возле дома геологи отвязали от седел вьюки, сняли и седла. Лошадей привязали к вкопанным в землю ножкам стола, рыжий парень дал лошадям в брезентовых ведрах овса.

«Живут коняги! — не без зависти отметил Витя Пенкин, придирчиво оценивая сытых, поблескивающих шерстью лошадей. — Нашим бы овса-то. Буланке бы…»

Семен Николаевич снял плащ, бросил его на стол, расстегнул бушлат и грузно прошелся, поглядывая на ребят.

— Так вот вы какие, оказывается! — произнес задумчиво. Остановился около Пети, посмотрел на его бродни. Петя рядом с ним, здоровенным и сильным, выглядел совсем щупленьким. Просторный ватник с обгорелыми полами покато обвис на плечах…

Мальчик стеснительно потупил глаза и приступил одной ногой другую — прятал развалившийся правый бродень.

— Это как же ты в них ходишь по снегу? — с горьким удивлением спросил Семен Николаевич.

— А ничего, я их починяю! — бодро ответил Петя.

— Подожди-ка, подожди, сейчас мы что-нибудь придумаем. — И Семен Николаевич заторопился, схватил со стола мешок, бросил, схватил другой, быстро прощупал его, разорвал тесемки.

— Идем со мной! Идем, братец!

В избе геолог вытряхнул из мешка несколько пар новеньких резиновых сапог.

— А ну — выбирай по ноге!

— Да они у меня еще ничего, — заупрямился было Петя.

— То-то и оно, что ничего. Примеривай!

Петя поднял с пола сапог поменьше, деловито осмотрел его, понюхал. Пахнет лаком, что ли? Нашел пару. Закатал голенище, нагнетая воздух — не шипит.

— Ну, как? — подмигнул Семен Николаевич.

— Добрые, не промокают.

— Сначала поноси, потом скажешь.

— Воздух-то не проходит, значит, без дыр.

— Смотри-ка, знаток! — удивился Семен Николаевич.

Бородач под шутки ребят помог Пете стянуть словно присосавшиеся бродни, бросил в угол.

— Портянки есть?

— Одни у меня, — сказал Петя и опять застеснялся, подгибая на ноге голые растертые пальцы. — Худые больно…

Семен Николаевич повернулся к рыжему поджарому парню с большими руками.

— Малышок, достань-ка из моего рюкзака носки.

Ребята переглянулись, и у Вити Пенкина скользнула по губам улыбка: «Ничего себе Малышок! Уж лучше бы «Дядя, достань воробушка!»

Семен Николаевич заметил веселое оживление.

— Не подходяще, скажете, имя? Ну-ка, Малышок, растолкуй, почему мы так тебя зовем?

— А кто вас знает! — засмущался парень. — Придумали — вот и все…

— Подожди, подожди… — Семен Николаевич ласково выпроводил парня за дверь.

Потом заговорщически, плохо получающимся шепотом начал рассказывать:

— Тут история целая, братцы. В полевую партию его не брали. Говорят в управлении: малыш еще. Ну, несовершеннолетний. Вот хоть тресни — не берут! Даже удостоверение радиста не помогает. Тогда он разузнал, что мы отправляемся на Приполярный Урал — и к нам. Чуть не со слезами просится, в грудь себя кулаками бьет, руки показывает, дескать, вот какие они у меня здоровенные, все могу делать! «Так почему, спрашиваю, тебя все-таки не берут?» — «Малыш, отвечает, я, семнадцати лет нету…» Тут он всех и рассмешил, тут и прилепилось к нему это… В Малышка-то его уже здесь, в партии переиначили. Вот так. А настоящее имя у него — Володя…