Юрий Куклачев - Мои друзья - кошки

Когда Рыжик подрос, он стал грозой всей деревни. Не раз кот получал от деда трёпку за разбойничьи набеги на курятники и чужие погреба, но всегда сносил её молча и терпеливо, словно чувствовал свою вину.

Меня Рыжик не любил. Когда я приезжал с родителями в деревню, он всегда невозмутимо лежал на стуле около печки и не обращал на нас никакого внимания. Всё его тело было неподвижно, и только одно ухо, словно локатор, поворачивалось в нашу сторону и маленький волосок на самом кончике его нервно подрагивал. "А ну-ка, лентяй, уступи место гостям", - говорила бабушка, сгоняя кота со стула. И тогда Рыжик, лениво потягиваясь, нехотя спрыгивал с насиженного места и, брезгливо отвернувшись от непрошеных гостей, уходил в другую комнату.

Прожил кот в избе двадцать шесть лет. Но вот умер дедушка. Бабушка рассказывала, что, когда его похоронили, Рыжика словно подменили. Он никого к себе не подпускал, ничего не ел. А через несколько дней и вообще пропал. Больше его в деревне никто не видел.

Сейчас, засыпая, я вспомнил о Рыжике и подумал о том, привяжется ли так ко мне мой маленький найдёныш.

Утром я собрался идти в цирк. Подошёл к шкафу, чтобы одеться, раскрыл створку и ахнул. Что здесь творилось! Из пиджака во все стороны торчали нитки, рубашка была располосована в клочья, на дне шкафа лежали остатки авторучки, выпавшей из кармана, а чернила оказались на моих светлых брюках. Всё, что висело на вешалках, было свалено в кучу, а на ней... сидел Кутька и умывал лапкой мордочку.

Что тут было делать? Наказать котёнка? Но он ведь ещё маленький и плохо понимает, что можно делать, а что нельзя. Выдворив его из шкафа, я, вместо наказания, решил запереть его в тумбочке. Пусть-ка посидит в темноте. Кутька, очутившись там, сначала помяукал, а потом замолчал. Когда я через несколько часов вернулся с репетиции и открыл дверцу, он мирно спал в своей "темнице". Вот так наказание!

Рис. 8

А на следующий день он натворил бед ещё больше. Когда утром моя соседка вышла на кухню, глазам её предстало страшное зрелище. На полу была рассыпана мука, перевёрнутые кастрюли оказались в самом неподходящем месте, и вдобавок ко всему Кутька умудрился разбить банку с вареньем и весь в нём перепачкался. Еле я его отмыл. А разгневанная соседка потребовала, чтобы я немедленно убрал кота из квартиры.

Но куда мне было его деть? Не выбрасывать же на улицу. К тому же, честно говоря, очень он мне нравился, мой новый друг, даже несмотря на все свои проказы. И я решил поселить Кутьку у себя в гримёрной.

И началась наша совместная жизнь в цирке. Кутьке очень нравилось смотреть, как я наношу грим, надеваю яркий костюм. Но вот однажды, когда я примерял ярко-рыжий парик и повернулся к котёнку, он выгнулся дугой и зашипел.

- Не узнал! - засмеялся я и снял парик.

Рис. 9

Кутька был явно растерян. Он подошёл ко мне, вспрыгнул на столик, обнюхал парик, а потом доверчиво потёрся об него. Спустя несколько минут котёнок уже теребил парик своими острыми коготками. Когда же вечером я уходил из гримёрной, Кутька мирно спал, устроившись в парике. С тех пор это стало его любимым местом.

Но особенно любил Кутька играть со мною в мячик. Однажды я заметил, что в погоне за ним котёнок высоко подпрыгивает, делает сальто-мортале, перелетает со стула на стул. "А что, если применить его природные способности в цирке?" - подумал я тогда впервые.

Эта мысль и перевернула всю нашу жизнь. Начались репетиции. Обычно они проходили по ночам, так как я заметил, что именно в это время Кутька был особенно восприимчив, как, впрочем, и все кошки. Учил я Кутьку ходить между ног, подбегать ко мне по команде, вставать на передние лапы. Сколько сил, сколько времени потребовалось, пока у нас начало кое-что получаться! И тут произошёл досадный срыв...

Рис. 10

За нашими репетициями наблюдал сторож цирка дядя Кузя. И вот как-то, когда Кутька особенно удачно проделал все номера, дядя Кузя захлопал в ладоши, аплодируя четвероногому артисту. И тут-то Кутька, привыкший к тишине и спокойному полумраку, так испугался первых в своей жизни аплодисментов, что задал

стрекача и пропал в темноте. Сколько я его ни звал, сколько ни искал - Кутька исчез. И только утром, весь в пыли и краске, он появился в гримёрной.

- Вот так премьера, - сказал я ему. - Такой талантливый артист, а испугался аплодисментов.

Как бы там ни было, а с тех пор Кутька словно забыл, чему я его учил. Но как жалко было сдаваться! Ведь в буквальном смысле слова "коту под хвост" были отданы шесть месяцев работы.

"Ну нет, не так-то нас легко скушать, - сказал я самому себе. - Нужно преодолеть и эту трудность".

Мне вспомнилось то время, когда я поступал в цирковое училище. Так получилось, что на экзамены я пришёл... на костылях. Накануне, купаясь в реке, наступил на разбитую стеклянную банку, которую кто-то бросил в воду. Очевидно, я задел какой-то важный сосуд, потому что кровь хлынула ручьём. Врач, извлёкший из ступни осколок, говорил: с мечтой о цирке придётся расстаться. Ведь порез был настолько сильный, что могла навсегда остаться хромота. Убеждали меня и члены приёмной комиссии. Но как было забыть о том деле, которое стало мечтой всей моей жизни. Я напомнил членам приёмной комиссии о знаменитом акробате Льве Осинском, выступавшем на манеже без одной руки, о цирковом мастере Сандро Дадеше, чьи выступления поражали не только врачей, но и знатоков цирка. Он великолепно рисовал, стрелял из ружья, наливал в стакан воду, зажигал спички... и всё это проделывал одними ногами, так как родился без рук... Долго сомневались члены комиссии. И всё-таки я стал студентом.

Начались дни занятий. Нога по-прежнему болела. А ведь приходилось выполнять десятки различных упражнений, в которых нагрузка падала именно на ноги. Целый год я тренировался, проделывал специальную гимнастику. Иногда боль становилась оглушающей, и я, спрятавшись от всех, тихонько стонал, сжав зубы. Порой хотелось всё бросить, но я старался взять себя в руки. "Главное, не поддаваться отчаянию, - говорил я себе, - тогда всё можно преодолеть". И в конце концов болезнь отступила.

Для меня всегда была девизом мудрая пословица: "Тот, кто хочет что-нибудь сделать, находит способ, а кто не хочет - ищет причину". И теперь, думая над тем, что же произошло с Кутькой, я решил не отступать.

Прежде всего нужно было приучить Кутьку к свету, музыке, аплодисментам. Я начал с того, что включал в комнате, где находился кот, магнитофон, часто хлопал в ладоши. А затем смастерил миниатюрный домик. Туда я сажал Кутьку и во время представления относил в оркестр. Дирижёр часто подшучивал надо мною. "Слушай, твой кот очень музыкальный, - говорил он. - Кричит как раз в той тональности, в которой мы играем".