Александр Власенко - Альтаир

Доработали мы с Таиром до полудня, а потом отвел я его в вольер, поставил перед ним тазик, в который накрошил несколько граммов мяса, похвалил хорошенько и вышел. А измученный пес, не веря случившемуся, еще несколько минут сидел ошеломленный и долго, не меняя позы, издалека принюхивался к мясу. Потом поднялся, потянулся было к тазу, но передумал, развернулся и юркнул в кабину.

Меня, как и его, тоже совершенно не манила еда. А вот прилечь на пару часиков очень хотелось. Что я и не преминул сделать, прежде чем начать следующий длительный урок.

Эх, кабы ведома была в то время в нашей стране старая добрая немецкая система парфорсной и интенсивной дрессировки, не пришлось бы мне изобретать велосипед, находя с помощью научного тыка и перебора вариантов самые эффективные приемы и способы, кои универсально пригодны что для хороших, что для плохих собак. А с другой стороны посмотреть, собственный опыт ошибок и удач нередко оказывается куда как полезнее чужого, пусть и самого распрекрасного. Первый плюс в том, что преимущества и недостатки всех методик становятся совершенно ясными, только если методики эти опробованы самолично. Второе достоинство – когда много времени спустя вдруг узнаешь, что умные люди, создавшие наилучшую систему дрессировки, оказывается, решили какую-либо проблему точно так же, как и ты, сознание собственной гениальности начинает ощутимо греть душу. А коли есть за что себя уважать – это приятно и полезно для здоровья. Третий положительный момент: иногда в процессе поиска вдруг обнаруживаешь, может, и не самый совершенный, но, по крайней мере, оригинальный способ научения, который не сейчас, так потом оказывается в какой-то ситуации не для той, так для другой собаки наиболее подходящим.

На вечернем занятии подвел я Таира к сквозной лестнице. Понятно, псеныш на парфорсе и голодный до невозможности. Все чин чином: глажу его, кусочек мяса показываю, пытаюсь заманить хотя бы на первую ступеньку. А ему кусочка не надо, он, как только увидел эту лестницу, уже весь скукожился в ожидании страшного. Что ж, пробую затащить четвероногую дрянь наверх силой. На это позор своей породы лег, согнувшись в три погибели, поджал лапки и зажмурился – шага, мол, не сделаю, хоть на месте убивай. Почесал я в затылке, здравая мысль и появилась. Взял Таира на руки (осторожно взял, а все равно от брызнувшей струйки не уберегся), поднялся с ним на несколько ступенек, аккуратно положил на лестнице мордой вниз, успокоил чуток. Ну и начинаю потихоньку спускаться, рывочками понуждая его идти следом. Понял внебрачный сын презренного шакала, что оставаться наверху еще страшнее, а упираться нет почти никакой возможности, и, надсадно скуля, ступенька за ступенькой сполз вниз. Вот и замечательно! Выказал я ему умеренно-бурно свой восторг, развернул кругом и – вперед, на штурм препятствия. Но теперь уж, голубчик, топай-ка ты своими ногами! Вижу, дело пошло. Раз собака знает, как можно спуститься со снаряда, ее уже не так пугает и подъем. Несколько раз прошли мы по лестнице вверх и вниз с той стороны, где ступеньки горизонтальные и широкие, а затем стали учиться карабкаться по «строгому» трапу с узкими перекладинами вместо ступенек. Конечно, не сразу и не с великой радостью Таир на него полез. Однако же пара-другая десятков тычков и пинков оказались весомее его желания орать и брыкаться. Медленно-медленно, непрерывно распевая жалобные песни и трясясь от ужаса, сначала с моей, когда мягкой, а когда и жесткой помощью, а потом и самостоятельно Таир стал по команде преодолевать лестницу, а вслед за тем, таким же порядком, и бум.

С тех пор, если какая собака отказывается в первый раз идти на снаряд, упирается, то я не трачу понапрасну времени и нервов на втаскивание ее наверх силой, а поступаю как с Таиром – то есть сначала показываю, как надо спускаться. Если, конечно, она не относится к разряду неподъемных из-за своих размеров или злобности.

Где-то день на третий наших мучений приспел черед заняться апортировкой. Вырезал я из полешка некое подобие гантельки и предлагаю Таиру с этой штучкой поиграть. Без особой, впрочем, надежды на его согласие. Ожидания вполне оправдались. Чем дольше я прыгал и извивался перед отрыжкой эволюции, недостойной имени собаки, чем старательнее вызывал ее на игру, тем более Таир столбенел и вытаращивал зенки. А от деревяшки, сунутой непосредственно под нос, он отворачивал морду и тут же начинал пятиться.

Попадись мне этот гнуснявый хотя бы тремя годами позже, он просто-напросто испытал бы на своей шкуре эффективность немецкого «метода лаяния от боли», только и всего-то. Ну и стал бы носить хоть деревяшку, хоть железяку как миленький. Там принцип простой: быстренько объясняешь собачке, что в промежутке между подачей команды и моментом, когда она ухватит зубами указанную вещь, воздействия парфорсом будут непрерывными и все более усиливающимися. Вплоть до легкой степени удушения. И что в ее интересах промежуток этот сократить до минимума и терпеливо держать в пасти апортировочный предмет, пока последний не будет изъят. За то причитается моральное и материальное вознаграждение, а парфорс больше дергать не будут.

Но по причине моей тогдашней неосведомленности о приемах парфорсной дрессировки, пришлось пойти другим путем. Привязал я к краям гантельки по куску бечевки, разжал Таиру челюсти, сунул в пасть ему гантельку, а за ушами завязал все это дело бантиком. Поначалу Таир притих, ошалевши, но через несколько секунд, когда глаза его окончательно выкатились из орбит, состояние ступора перешло в бешеную истерику, в ходе которой он пытался выдрать всеми четырьмя лапами деревяшку из своего рта. Но попытки были тщетными, поскольку и бечевка была крепкой, и я при помощи сапогов, хлыста и «строгача» отвлекал Таира от столь неприглядного занятия. Когда дрянное создание наконец выдохлось и впало в обычную для себя глубокую депрессию, оно за полчаса уяснило, что ходить у ноги и сидеть можно не только порожняком, но и таская в зубах гантельку, и что гантелька эта, пока держишь ее в пасти, есть не просто кусок дерева, а индульгенция, спасающая жизнь и здоровье некой мерзкой твари от моего справедливого и страшного гнева. А развить усвоенный навык дальше, до нормального выполнения приема апортирования, было делом несложным.

Немало воды утекло с тех пор. Давно уже практика дрессировки доказала и мне, и многим другим, что с помощью одного лишь парфорса обучить почти любую псину подноске вещей и легче, и проще, чем как бы то ни было еще. Но случается иногда, что на собак физически очень сильных и не слишком чувствительных к боли рывки строгим ошейником не влияют в достаточной степени. И чтобы научить их апортировке под принуждением, способ, апробированный в свое время на Таире, оказывается более пригодным, нежели классический «метод лаяния от боли». Завязал веревочку за ушами – и проблема наполовину решена!