Виктор Леглер - Южнее Сахары

Еще один вопрос заставлял Андрея сильно беспокоиться. Был разгар сухого сезона, и запас воды в прудах уменьшался с каждым днем. Многократно использованная вода становилась все грязнее, переставала как следует размывать грунт, и золото убегало с прибора. Воду требовалось обновлять, а ее нехватало, и надеяться можно было только на начало сезона дождей. Пока, вот уже несколько месяцев, погода была абсолютно однообразной. С утра солнце вставало на безоблачном небосклоне, проходило через зенит и вечером на безоблачном небосклоне опускалось, не потревоженное ни единой тучкой. Впрочем, небо было хоть и безоблачным, но не всегда ясным. Харматан, ветер, часто дующий зимой из Сахары, нес с собой тонкую, неощутимую на ощупь пыль, отчего небо из синего становилось серо-стальным, солнце тускнело, превращаясь в диск, вырезанный из фольги, и все вокруг бледнело и обесцвечивалось. Ветер дул днем, по ночам было тихо, и пыль садилась на землю. Несмотря на закрытые окна и двери, в комнатах по утрам все было покрыто пылью, так что столы, бумаги, одежду каждый день приходилось вытирать и чистить. В январе и феврале по ночам было даже прохладно, в марте жара снова усилилась, впрочем, до сезона дождей оставалось уже недолго.

Алиевич по рации постоянно подгонял Андрея:

– Вы там думайте, думайте, на то вы и специалисты. Еще чуть-чуть, и предприятие станет рентабельным. Придумайте что-нибудь. Нельзя так все загубить, слишком много вложено.

Андрей и сам постоянно думал о том, что делать. Его кругозор резко сузился, он уже не интересовался мировыми новостями или сведениями из России, постоянно думая о том, как улучшить работу на полигоне. Он вводил массу мелких улучшений, часто раздражая русских рабочих и вводя в недоумение сонгайских, улучшений, приносящих отдельные успехи, но не радикальные перемены. Предприятие работало нормально. Порядок поддерживался, техника ремонтировалась, производительность труда по промывке была достигнута вполне приличная. Среди сонгайцев выявилось немало толковых работников, чья квалификация росла прямо на глазах. Андрей систематически заменял русских рабочих сонгайскими, что приводило на конкретном рабочем месте к десятикратному снижению расходов, а работа иногда только улучшалась. Лишние люди отправлялись в Россию. Доктор, объем работы которого по специальности значительно уменьшился, вовсю работал на обработке золота, деликатной процедуре, которая по квалификации была бы доступна многим из жителей деревни, но была бы для них слишком большим моральным искушением. Но все принимаемые меры, в конечном счете были бесполезны. Они снижали скорость падения, но не могли привести к подъему. Отсутствие нормального золота и в связи с этим нормальных перспектив постоянно давило на Андрея, держало его в безрадостном и угрюмом настроении. Сам для себя он оценивал это состояние вполне определенно – голод по положительным эмоциям.

Еще во времена первоначального знакомства с полигоном Андрей прошел вдоль по всей долине ручья, затратив однажды на это целый день. Тогда одна вещь показалась ему странной. На одном участке, ниже концессии «Ауры» на протяжении пары километров не было следов раскопок, а дальше они опять появлялись с прежней интенсивностью. Известно, что россыпи редко имеют перерывы, если уж долина золотоносна, то обычно вся подряд. Андрей посоветовался с Евгением, и они попытались расспросить местных жителей. Вообще-то Андрей уже убедился, что в бесписьменном обществе инфорация не сохраняется дольше двух-трех лет. Дальше начинаются легенды. Во всяком случае, когда-то он пытался выяснить, сколько лет назад старатели работали на площади полигона, и получил ответы в интервале от пяти до пятидесяти лет. Но в этот раз что-то осмысленное в народной памяти сохранилось. Наряду с красочными рассказами о том, что там под землей живет дьявол, не разрешающий, чтобы его тревожили, он пару раз услышал осторожные суждения, что вроде бы в этом месте пытались копать, но было много воды и стенки шурфов обваливались. Недолго думая, Андрей скомандовал пройти пару шурфов в центре аномального участка, и точно – на двухметровой глубине их залило водой, и это в самый пик сухого сезона. При попытке откачать воду, стенки шурфа действительно начали валиться. «Много песка,» – определил Евгений Петрович. Он же популярно объяснил возможную причину феномена:

– Вы все видели ручей, текущий по дну долины. Вы знаете, что, если его запрудить, то получится озеро. Так вот, в каждой долине есть другой ручей, подземный, текущий по коренному ложу. Если этот подземный ручей чем-то запружен, то получится подземное озеро. В таких местах старатели работать не могут, но нас это не касается. Подземную плотину прорежем канавой, воду спустим. Только как там разведывать, я не знаю.

Вечером Андрей созвал мозговой штурм. Пока они с Евгением колебались между шурфами (затопит) и скважинами (долго и дорого), Николай, не обремененный профессиональными знаниями, спросил:

– Какая там глубина?

– Ну, метров шесть, семь, максимум, восемь.

– У нас полукубовый экскаватор стоит без дела. Стрела шесть метров. Еще на пару метров бульдозер выроет яму. Экскаватор туда съедет, сделает шурф и поднимет вам ковшом из воды все, что надо.

На том и порешили. Экскаватор завезли на место, и под руководством Евгения он начал трудится. Экскаватор раскладывал кучки грунта, взятые с разных глубин, вокруг ямы, а Евгений снабжал их бирками и отдавал на промывку, для чего в деревне наняли женщин-промывальщиц. Поскольку работа шла за границей концессии «Ауры», то есть вне закона, для прикрытия известили Мамаду Трейта, который немедленно навязал своего бригадира, «очень-очень опытного и умного человека, хорошо понимающего золото». Опытного человека звали Майга. Он отличался суетой, болтливостью, улыбчивостью и неумеренным употреблением имени Божьего всуе. Его работа заключалась в том, что он забирал у промывальщиц полу-готовые пробы и доводил их окончательно сам, передавая потом Евгению. Работа пошла очень быстро, но результаты были какие-то странные. На расспросы Андрея Евгений только разводил руками:

– Не понимаю.Пески хорошие, старательскими работами не пораженные, а золота в пробах почти нет. А если есть, тоже какое-то странное: вдруг оказывается богатая проба в торфах, где его не должно быть, и чистое, без шлиха (то есть без сопутствующих золоту тяжелых минералов).

– Может, этот Майга ворует золото? А потом часть подкидывает обратно, все равно куда?

– Не исключаю. Я пытался сам доводить пробы, но мне промывальщицы не дают, говорят, положено сдавать Майге.

Назавтра Андрей позвал промывальщиц и Майгу на беседу. С помощью переводчика он, как мог, объяснил, что они здесь занимаются добычей не золота, а информации. Что ему нужно точно знать, сколько в каждой пробе на самом деле находится золота. Что это очень важно для компании. Что он даже может после взвешивания отдать золото обратно промывальщикам, лишь бы они сами ничего не брали и ничего не подкладывали. И так далее.