Виктор Леглер - Южнее Сахары

– А наше посольство?

– Ну ты совсем ребенок. Российская дипломатия, в основном, осталась советской. Ей на какие-то частные компании и их мелкие делишки плевать, она занята государственными делами. Но дело даже не в этом. Допустим, посол тебя полюбил всей душой и хочет помочь. Он обратится в сонгайский МИД. Тот – в сонгайский Совмин. Тот – в Министерство Рудников. Те ответят: «Российская компания нарушила закон, что в нашей глубоко правовой стране недопустимо». Потому что ни у посла, ни у России в целом никаких рычагов влияния в этой стране нет. Вообще нет. Ты пойми, вот, скажем, Америка. У нее здесь куча всяких программ помощи, один Агрономический институт чего стоит (Агрономический институт был крупным научным учреждением невдалеке от столицы, где американские биологи готовили для Сонгая Зеленую революцию, естественно, на американские деньги). И все программы с продолжением. Захотят – остановят или задержат. Посол всегда на страже интересов американских компаний и граждан. А задержка программ помощи для чиновников прямой убыток, они же эти деньги воруют, и с них живут. Поэтому они очень подумают,прежде чем американцев обижать. А с Россией вообще никаких реальных отношений нет. И у посольства никаких реальных обязанностей. Раз в год поздравить с Днем независимости. Раз в год принять поздравления с Днем независимости. Ты в посольстве не бывал, а я бываю. Посол командует, шофер возит, бухгалтер считает, остальные подсиживают друг друга. Чистый закон Паркинсона, никаких внешних функций. Ну, перешлют письмо: не желаете ли вернуть миллиард кредита, полученного от Советского Союза? Ответ: очень желаем, но денег нет. И кстати, не можете ли бесплатно отремонтировать истребители нашей армии? Ответ: бесплатно не можем. Раньше, в СССР, посольства действительно работали. Прикрывали деятельность КГБ и военных, контролировали массу советских специалистов. И чисто дипломатическая борьба с Западом тоже велась. И все это подкреплялось потоком ресурсов. А сейчас? Ноль отношений и, соответственно, ноль влияния.

Потом Андрей рассказывал о делах на участке, подробно рассказал про нижний полигон. Леонтий слушал очень внимательно, не перебивая. Потом сказал:

– Я многое знал, конечно, но важно все знать из первых рук. Пожалуй, я бы смог придумать, как выбраться из ситуации.

– И как же?

– Нас тянет ко дну концессия. Необходимость постоянных больших вложений. Огромная отчетность. Офис, машины, бесконечные взятки, и все это невозможно остановить. Надо избавиться от статуса иностранного инвестора. Организуйте на вашем нижнем полигоне народное предприятие. Передайте ему нужную технику и работайте без офиса и взяток в Сонгвиле. На эту площадь, к нашему счстью, никто не претендует. Она слишком близка к большой реке и границе.

С идеей народного предприятия еще на участке Кулибали прожужжал Андрею все уши. Так назывался небольшой рудник с простой отчетностью и весьма щадящей системой налогов. Такую форму сонгайское правительство ввело, пытаясь как-то упорядочить старательскую добычу, от которой в казну вообще ничего не поступало. Именно так, кстати, была оформлена россыпь Мусы Бубакара.

– Но ведь владельцем такой концессии может быть только сонгаец?

– Ну и пусть будет. Я подберу вам подходящего сонгайца.

– Ну уж нет – отрезал Андрей – это абсолютно исключено.

Даже с его небольшим опытом, Андрей был наслышан об историях с русскими компаниями в разных африканских странах. Когда они сталкивались с неразрешимыми налоговыми или таможенными трудностями, им дружески советовали перейти в статус национальной компании, для чего принять на должность первого лица местного уроженца, номинально, разумеется: «Он ни во что вмешиваться не будет!» Трудности, действительно, разрешались, но вскоре местные уроженцы показывали зубки. Один заложил имущество компании, чтобы получить свой личный кредит. Другой продал технику, опять же в свой карман. Третий попросту явился в офис в сопровождении крепких парней и сообщил, что он тут хозяин, и теперь будет командовать.

– Вот и Алиевич думает так же, – подтвердил Леонтий. – А путь между тем есть. Оформляешь народное предприятие с местным президентом-директором, и одновременно он внутри компании отказывается от своих прав в пользу, скажем, тебя. Это выглядит смешно, но мне лично здешний нотариус говорил, что это возможно, законно и надежно. Получить малую концессию, передать оборудование. «Ауру» вместе с большой концессией и офисом закрыть. И все.

– Так чего ты не ставишь вопрос серьезно перед руководством?

– Если поставлю, надо взять это дело на себя, а мне сейчас не хочется. Я вообще смотрю немного в сторону. Мне англичане предложили должность в одной финансовой группе. Кроме Сонгая, у них интересы в Танзании, Сенегале, Цейлоне и на Соломоновых Островах. Центральный офис в Лондоне. Зарплата семь тысяч долларов в месяц и возможность поездок по миру. Я от такого не могу отказаться. Собственно, я на них уже понемногу работаю, только пока без контракта, так, за чаевые.

Андрей искренне порадовался за товарища, которому так здорово повезло. Тогда они оба еще не знали, что если русским, которые согласны работать и за две тысячи, предлагают семь, то это только потому, что не собираются платить вообще. Просто хотят попользоваться и подержать на крючке.

Было уже поздно, и они порядком расслабились, когда в их компанию влился вернувшийся из города Евгений Петрович. Они встретили его шумно и весело, но тот был донельзя расстроен, чуть не плакал. Выпив, он поведал им, что, оказывается, из девяти геологов, уехавших с участка получать свою половинную зарплату, в Москву улетело только трое. Остальные остались в Сонгвиле.

– Понимаете, – рассказывал Евгений, – в самый день расчета они с утра зашли в какой-то уличный бар водички попить. Случайно познакомились с сонгайцем, который учился в России. Симпатичный парень, отлично говорит по-русски. Слово за слово, рассказали ему свою историю. Он отвечает: «Как? Ваше дело правое, я вам помогу». Тут же привел их к какому-то адвокату. Адвокат их убедил, что по закону они получат всю сумму, что суд будет на их стороне, что он готов их защиту взять на себя. Новый друг опять: «Мы вам найдем, где жить, найдем питание, мы добрые люди, должны помогать друг другу.» В общем, трое получили свои деньги и улетели, а шестеро потребовали всю сумму. Теймураз разозлился, отвечает: «Раз так, я их больше не знаю, пусть теперь побегают по судам, узнают, что это такое».

И начались у бедняг мытарства. Каждый подписал у адвоката кучу бумаг, все на французском. Судебное заседание собирается, один адвокат говорит, другой адвокат говорит, судья устанавливает: отложить решение дела до выяснения таких-то обстоятельств. Потом новые выяснения, и так без конца. Адвокат им говорит: «Суд на вашей стороне, но надо немного подождать, потерпите». Поселили их в одной комнате в бедном квартале, света нет, вода за деньги, туалет во дворе, раз в день какя-то девочка варит котел риса. Свои деньги быстро кончились, дошло до того, что ходили мыться на реку.