Эдгар Берроуз - Тарзан. Книги 1-26

Если бы даже у нас не было очевидных доказательств того, что звери обладают родительскими чувствами, мы все же должны были бы поверить этому. Ибо только этим можно объяснить существование человеческого рода. Ревность и себялюбие первобытных самцов на ранних ступенях развития уничтожили бы молодое поколение тотчас же, как только оно появилось бы на свет, если бы в диком сердце не вырастали семена родительской любви, которая выражается наиболее сильно у самца в инстинкте защиты и в желании охранять своего детеныша.

У Тога был развит не только инстинкт защиты, но и любовь к своему детенышу. Недаром Тог был необыкновенно развитой экземпляр среди этих больших человекоподобных обезьян, о которых туземцы говорят не иначе, как шепотом. Этих обезьян никогда не видел ни один белый человек, а если и видел, то не остался в живых, чтобы рассказать о них, пока Тарзан-обезьяна не появился в их среде.

Тог чувствовал печаль, как мог бы чувствовать ее всякий отец, при утрате своего ребенка. Маленький Газан показался бы вам безобразным и отталкивающим созданием, но для Тога и Тики он был также красив и ловок, как маленькая Мэри или Джон для вас. А кроме того, он был их первенец, их единственный ребенок, и притом самец – три свойства, которые могли сделать молоденькую обезьянку сокровищем в глазах любящего отца.

С минуту Тог обнюхивал маленькое неподвижное тело и лизал помятую кожу. С его свирепых губ сорвался стон; но тотчас же им овладело желание мести.

Вскочив на ноги, он разразился потоком восклицаний – «Криг-а», прерываемых время от времени воплями самца, обезумевшего от жажды крови.

В ответ на его крики отозвались другие члены племени. Они приближались к нему, раскачиваясь на ветках. Эти-то крики и слышал Тарзан, возвращаясь из хижины, и в ответ на них он издал ответный крик и поспешил к ним навстречу так быстро, как только мог: под конец он прямо летел по среднему ярусу леса.

Когда, наконец, он добрался до своих соплеменников, он увидел, что они столпились вокруг Тога и какого-то существа, спокойно лежавшего на земле.

Пробившись между ними, Тарзан подошел к Тогу. Тог все еще изливал свое негодование; но, увидя Тарзана, он замолчал и, наклонившись, поднял Газана на руки и протянул его Тарзану, чтобы тот взглянул на него. Изо всех самцов племени Тог питал привязанность к одному Тарзану. Тарзану он доверял и смотрел на него, как на одного из самых умных и ловких. К Тарзану он обращался и теперь – к своему другу детства, к товарищу бесчисленных битв.

Когда Тарзан увидел неподвижное тело в руках Тога, тихое ворчание слетело с его уст, так как он тоже любил малыша.

– Кто сделал это? – спросил он. – Где Тика?

– Я не знаю, – ответил Тог. – Я нашел его здесь, в траве, и Данго была около него и собиралась его есть; но это сделала не Данго – на нем нет знаков укуса.

Тарзан подошел ближе и приложил ухо к груди Газана.

– Он не умер! – сказал он. – Может быть, он не умрет. Он протиснулся сквозь толпу обезьян и прошел еще раз около них, шаг за шагом исследуя землю. Внезапно он остановился и, приложив нос к земле, потянул воздух. Потом он вскочил на ноги и издал особенный крик.

Тог и другие придвинулись ближе, так как этот крик сказал им, что охотник напал на след своей добычи.

– Здесь был чужой самец! – сказал Тарзан. – Это он убил Газана и унес Тику.

Тог и другие самцы угрожающе зарычали, но они ничего не делали. Если бы чужак был у них на глазах, они разорвали бы его в клочья, но им не пришло в голову преследовать его.

– Если бы три самца сторожили племя с трех сторон, этого бы не случилось, – сказал Тарзан. – Подобные вещи будут случаться до тех пор, пока вы не будете ставить трех самцов, которые караулили бы врага. Джунгли полны врагов, а вы оставляете ваших самок и детей бродить одних без всякой защиты. Тарзан уходит теперь – он идет отыскивать Тику.

Мысль пришлась по вкусу остальным самцам.

– Мы все пойдем! – закричали они.

– Нет, – сказал Тарзан, – вы пойдете не все. Вы ведь не берете с собой самок и детей, когда идете охотиться и сражаться. Вы должны остаться сторожить их, а не то вы потеряете их всех!

Те почесали головы. Мудрость его совета была как бы лучом света, озарившим их темный ум, но сначала они были увлечены примером Тарзана и хотели последовать за обидчиком, чтобы вырвать у него добычу и наказать его. Инстинкт стадности укоренился в их характере, благодаря вековой привычке. Почему они сами не подумали о том, чтобы преследовать и наказать обидчика? Они не могли знать, что это объяснялось их низким умственным уровнем, который мешал каждому в отдельности действовать. При всяком насилии стадный инстинкт заставлял их собираться в плотное стадо, в котором взрослые самцы, благодаря своей силе и свирепости, соединенными усилиями могли защитить их от врага. Мысль о самостоятельном выступлении против врага еще не приходила им в голову – это было слишком чуждо обычаю, слишком враждебно интересам стадности; но для Тарзана это было первой и наиболее естественной мыслью. Его чувства говорили ему, что среди самцов его племени имеется только один заинтересованный в спасении Тики и Газана. Один враг не требует для своего наказания целого племени. Два быстроногих самца смогут быстро догнать похитителя и освободить Тику.

Прежде никто не думал о том, чтобы отправиться на поиски самок, если их утаскивали из племени. Если случалось, что Нума, Сабор, Шита или бродячий обезьяний самец из другого племени унесут ту или иную самку, тем дело и кончалось. Овдовевший супруг поворчит день, другой, и потом, если он еще достаточно силен, возьмет другую жену из своего племени, а если он слаб, отправится дальше в джунгли, чтобы украсть себе подругу из чужой общины.

Прежде Тарзан допускал такой образ действий по той причине, что он не был заинтересован в судьбе украденных самок; но Тика была его первой любовью, и ребенок Тики занимал в его сердце то место, которое занимал бы его собственный.

Только один раз в прежнее время у Тарзана явилось желание преследовать и наказать врага. Это было несколько лет тому назад, когда Кулонга, сын Мбонги-вождя убил Калу. Тогда Тарзан нагнал его и отомстил. Теперь, хотя и в меньшей степени, он был движим той же целью.

Он повернулся к Тогу.

– Оставь Газана с Мамгой! – сказал он. – Она стара, ее клыки сломаны, и она злая; но она может стеречь Газана, пока мы не вернемся с Тикой. А если Газан будет мертвым, когда мы вернемся, – обратился он к Мамге, – я убью тебя также.

– Куда мы идем? – спросил Тог.

– Мы идем взять Тику, – отвечал человек-обезьяна, – и убить самца, который украл ее. Идем!

Он опять вернулся к следу, оставленному чужим самцом. След этот был совершенно ясен для его изощренных чувств. Он даже не обернулся, чтобы взглянуть, идет ли за ним Тог. Последний передал Газана Мамге, бросив ей на прощание: «Если Газан умрет – Тарзан убьет тебя!» – и последовал за загорелым гигантом, который уже двинулся медленной рысью по тропинке.