Агата Кристи - Расскажи мне, как живешь [litres]

«Сногсшибательные огромные телли», – говорит Макс.

У меня голова и глаза дошли уже до почти невыносимой стадии боли, поэтому я из вредности говорю: «Min Ziman er Rum».

«Ты более или менее права, – говорит Макс. – В этом трудность. Эта прочность означает римскую каменную кладку – цепь фортов. То, что нам нужно, там в глубине, я уверен, но слишком долго и слишком дорого добираться до него туда вглубь».

Я чувствую, что археология меня абсолютно не интересует. Мне нужно место, где можно лечь, много аспирина и чашка чая.

Мы выезжаем на широкую дорогу, ведущую на север и на юг, и поворачиваем на юг на Ракку.

Мы сильно сбились с дороги, и проходит еще полтора часа, прежде чем мы видим раскинувшийся впереди город. Уже темно. Мы въезжаем на окраину. Это чисто восточный город – никаких европейских зданий. Мы спрашиваем, где Services Speciaux [93] Специальная служба. . Офицер очень любезен, но его беспокоит наш комфорт. Здесь нет никакого подходящего жилья для путешественников. Может быть, мы поедем на север в телль Абьяд? Через два часа, если мы поедем быстро, мы были бы вполне удобно устроены.

Но никто из нас, а меньше всех страдающая я, не может вынести и мысли о еще двух часах толчков и болтанки. Любезный офицер говорит, что есть две комнаты – очень жалкие, правда, ничего европейского, но если у нас с собой постели и слуги?

Мы приезжаем к дому в полной темноте. Мансур и Али бегают с фонариками и зажигают примус, расстилают одеяла и мешают друг другу. Я с тоской думаю о быстром и ловком Субри. Мансур неправдоподобно медлителен и неловок. Тут приходит Михель и критикует то, что делает Мансур. Мансур останавливается, и они спорят. Я извергаю на них весь арабский, который я знаю. Мансур выглядит напуганным и снова начинает действовать.

Приносят свернутые постельные принадлежности и одеяла, и я опускаюсь на них. Внезапно рядом со мной оказывается Макс с чашкой чая, о которой я так мечтала. Он приветливо спрашивает, не плохо ли мне. Я говорю да, хватаю чай и проглатываю четыре таблетки аспирина. Чай кажется мне просто нектаром. Никогда, никогда, никогда ничто не доставляло мне такого удовольствия! Я откидываюсь назад, глаза мои закрываются.

«Мадам Жако», – бормочу я.

«А? – у Макса вид испуганный. Он наклоняется. – Что ты сказала?»

«Мадам Жако», – повторяю я.

Ассоциация правильная, я знаю, что я имею в виду, но конкретная фраза ускользает от меня. У Макса на лице появляется выражение, как у больничной сестры, – ни в коем случае не противоречить пациенту!

«Мадам Жако сейчас тут нет», – говорит он успокаивающим тоном.

Я бросаю на него раздраженный взгляд. Мои глаза тихо закрываются. Кругом еще идет суматоха. Готовят ужин. Кому это надо? Я собираюсь спать – спать…

Как раз когда я почти заснула, фраза всплывает в моем сознании. Конечно же! «Completement knock out!» [94] Совершенно разбита. , – говорю я с удовлетворением.

«Что?» – говорит Макс.

«Мадам Жако», – говорю я и засыпаю.

* * *

Самое лучшее в том, что засыпаешь страшно усталая и измученная головной болью, это тот чудесный сюрприз, когда на следующее утро просыпаешься здоровая и полная энергии.

Я чувствую себя полной сил и отчаянно голодной.

«Ты знаешь, Агата, – говорит Макс – Я думаю, что прошлой ночью у тебя был жар. Ты бредила. Ты все время говорила о Мадам Жако».

Я бросаю на него презрительный взгляд и отвечаю, как только мне удается, поскольку рот у меня набит прожаренным до жесткости яйцом.

«Глупости! – говорю я наконец. – Если бы только взял на себя труд слушать, ты бы точно знал, что я имела в виду! Но у тебя, наверное, все мысли были заняты этими теллями на Белихе…»

«Ты знаешь, было бы интересно, – сразу же проявляет энтузиазм Макс, – хотя бы проложить одну или две пробные траншеи на каком-нибудь из этих теллей…»

Входит Мансур, сияя улыбкой во всю свою глупую, честную физиономию, и спрашивает, как сегодня чувствует себя Хатун.

Я говорю, что я здорова. Мансур, кажется, расстроен из-за того, что я так крепко спала, когда ужин был готов, что никто не захотел меня будить. Не съем ли я еще одно яйцо теперь?

«Да», – говорю я, съев уже четыре. И если на этот раз Мансур будет жарить его минут пять, это будет вполне достаточно!

Около одиннадцати мы отправляемся к Евфрату. Река здесь очень широкая, местность вокруг светлая, плоская и сияющая, а в воздухе дымка. Все вместе это нечто вроде симфонии в цвете, который Макс, описывая керамику, назвал бы «розовато-коричнево-желтый».

Переправа через Евфрат в Ракке – это очень примитивный паром. Мы присоединяемся к другим машинам и удобно устраиваемся ждать парома – час или два.

Какие-то женщины спускаются за водой с жестянками от керосина. Другие стирают белье. Это выглядит как орнамент на фризе – высокие, одетые в черное фигуры, нижняя часть лица закрыта, головы они держат очень прямо, с больших жестянок сыплются капли воды. Женщины двигаются вниз и вверх, медленно, без спешки.

Я с завистью думаю, как должно быть хорошо, когда твое лицо скрыто под покрывалом. Наверное, чувствуешь себя в уединении, в тайне… Только глаза смотрят на мир – ты видишь его, а он тебя нет…

Я вынимаю зеркальце из сумочки и открываю пудреницу. «Да, – думаю я, – как хорошо было бы скрыть под покрывалом твое лицо!»

Приближающаяся цивилизация начинает оживать во мне. Я начинаю думать о разных вещах… Шампунь, роскошный фен… Маникюр… Фарфоровая ванна с кранами. Соли для ванны. Электрический свет… Еще туфли!

«Что с тобой? – говорит Макс. – Я два раза спросил, обратила ли ты внимание на второй телль, который мы вчера вечером проезжали по дороге от телля Абьяда».

«Не обратила».

«Ты не обратила внимания?»

«Нет. Вчера вечером я ни на что не обращала внимания».

«Он не был таким цельным, как остальные. На его восточной стороне заметна эрозия. Я думаю, может быть…»

Я говорю ясно и твердо: «Я устала от теллей».

«Что?» – Макс смотрит на меня с таким же ужасом, какой мог бы почувствовать средневековый инквизитор, услышав особенно откровенный образчик святотатства.

Он говорит: «Ты не можешь устать от них!»

«Я думала о других вещах», – я высыпаю на него весь список, начиная с электрического света, и Макс проводит рукой по затылку и говорит, что он бы не имел ничего против того, чтобы его наконец хорошо постригли.

Мы все соглашаемся, что очень жаль, что невозможно сразу переместиться с Чагара, скажем, в «Савой»! А так, острое удовольствие от контраста всегда теряется. Мы проходим через стадию не очень хорошей еды и частичного комфорта так, что удовольствие от включения электрического света или от открывания крана притупляется.

Наконец паром приходит. Мэри осторожно загоняют вверх по наклонным доскам. За ней следует Пуалу.