Иржи Груша - Чехия. Инструкция по эксплуатации

Стоя на горе Ржип, наш Праотец наверняка и в самом деле разослал разведчиков, но сказал им, скорее всего, такое: "А расспросите-ка у тех дикарей внизу, откуда берут они молоко и мед. Поскольку страна эта выглядит вовсе даже неплохо!". Те же отправились, куда глаза глядят, и долго искали, чтобы вернуться, наверняка, с лепешками из обычной муки и с информацией, что страна внизу называется, вроде как "Чечча". В названии обязательно должно было иметься какое-то " č /ч", потому что с "Какой" мы никак бы не согласились, чтобы не пришлось самих себя называть "каканами" [4] Какания — распространенное Робертом Музилем издевательско-насмешливое название австро-венгерской монархии от K.u.K — Kaiserlich und königlich — императорско-королевский, титул повелителя Австро-Венгрии, который был одновременно императором Австрии и королем Венгрии. .

Собственно говоря, при всех этих сложностях, удивительным остается то, что наш Праотец не желал, чтобы его находка была подтверждена эксклюзивным договором дарения. У Моисея был Иегова, а Чех имел или мог иметь Перуна — Юпитера древних славян. Но он наверняка считал чем-то очевидным, что Перун приготовил ему такую красивую страну. А если даже и не считал себя самого и своих чехов божьими избранниками, наверняка был уверен, что они — вот — великолепны, а он так вообще выдающийся. И для него было очевидным еще и то, что их бог о них заботится.

Злые языки уже тогда распускали старую сплетню, что Лех — брат Чеха — был более мудр, вместо всяких холмов с возвышенностями выбрал себе просторное поле. Он добрался до самой Балтики и основал Польшу — гораздо большую по размерам и с сильными природными различиями страну. Но реалисты, которых у нас все время большинство, уже тогда выдумали лозунг: "Малое — красиво", и это было первым, но, возможно, и последним идеалистическим резюме нашей истории.

Независимо от того, как оно было, в одном патриарх, похоже, проявил политическую прозорливость. После собственного крупного успеха он не старался добиться большего и умер в кругу своих близких. Те плакали, но потом дрались между собой, чтобы выяснить, а кто из них является истинным чехом. Ведь чем более истинный, тем больший шмат Чехии должен достаться ему в наследство. В конце концов, все признали, что все они чехи, и управлять ними будет князь, чей двор будет рядом с горой Ржип.

Выбор излучины Влтавы в качестве стратегического центра вовсе не был сложным. Болота ( braca ) и твердыня ( dunum ) Тын служили уже кельтам из древней страны бойов. Из Браги родилась Прага ( Praha ). Мы, естественно, объясняем все это себе по-чешски. Либо от слова prahnout (высыхать), либо от práh (порог), хотя "прах" — это еще и пыль, и высохшее дерево. Только ведь здесь ничего не высыхало, а только — как уже было сказано — речь шла о "браге", то есть о подмокших лугах. На основании своего местоположения — семь возвышенностей и река — здесь можно было бы создать хотя бы новый Рим, но наши тогдашние земляки поставили на прозрачность. Эту идиллию можно отметить еще и сегодня. Достаточно забраться на Ржип, чтобы при хорошей видимости увидеть практически всю страну. И вид этот восхищает и поражает.

Мир, словно натюрморт или мертвый пейзаж — страна, созданная для хороших времен. Отсутствие размаха. Возможно, потому уже древние чехи выстроили на Ржипе только маленькую романскую часовню. Это часовня Святого Георгия, укротителя дракона, который здесь и до сих пор давит языческое чудище. Как бы "случайно" наш рыцарь отмечает свой праздник 24 апреля — тем самым днем, когда на весеннем ночном небе Арктур сияет ярче всего. Именно в созвездии Волопаса еще некрещенные чехи и нашли свою мифическую звезду.

Только помни, мой исследователь чехов — дорогой мой чехоразведчик: даже если этот вид с Ржипа ты посчитаешь идиллией или раем, наверняка это не является Бойоемией или Богемией. Для чехов это просто Чехия, и в запасе у нас никакого другого названия нет.

Böhmisch мы же являемся для тех, кто видят нас издали и глядят сверху. Böhmisch — это у нас Spanisch . То, что в Германии называют "чешской деревней" ( böhmisches Dörf), для нас является "испанской деревней" ( španĕlská ves ) — то есть, по-нашему… "чешское кино". В чешской деревушке чехов нет никакой непонятной "черной магии", а только лишь банальные и конкретные понятия. Здесь живут телесным, хотя иногда вылезает и нечто святое. Когда чех приходит домой, у дверей он снимает обувь, как будто вступает в мечеть. Так что перед дверями каждой квартиры высятся горы обувки. Что ни говори, все, что находится внутри дома — это святое.

Наверняка вы спросите, почему я не говорю "Česko", как можно теперь часто слышать на улицах. Ведь в этом "Česko" содержится и "Böhmen" [5] Во время Второй мировой войны захваченные немцами Чехия и Моравия образовывали Протекторат Чехии и Моравии (нем. Protektorat Böhmen und Mähren). Слово же "Česko" соотносится с тем, как по-чешски называются некоторые страны: Rakousko (Австрия), Rusko (Россия), Maďarsko (Венгрия). . И мы, благодаря данному наименованию, увеличиваем свою ценность. Но погодите. Между словами "Чехия" и "Česko" лежит целый мир. А если и не целый, то, по крайней мере, Моравия. И это вовсе не страна "чумы, мора", а только воды ( mar ). Мы уже подзабыли этимологию этого слова, но парочка наводнений совсем недавно нам о ней напомнила.

Моравия — это страна с рекой Моравой и народом моравов. Так что в вопросе наименований царит порядок — хотя как раз именно моравы красивее всего говорят по-чешски. Зато они не желают слышать о праотце Чехе, потому что у них имеются собственные предки и собственное происхождение. И это не персонажи из легенд — тут все записано в истории.

Когда-то здесь образовалась историческая держава, под которую подписываются и чехи, и словаки, и поляки. Скорее всего, потому что не смогли ее удержать в живых. Ее прославляют даже венгры, но это потому, что эту державу разгромили. В то время как чехи гордятся своей горой Ржип, моравы гордятся тем, что они страна святая — первое могучее государство крещенных славян. Раз уж Перун по сравнению с Иеговой — новым богом франков — метал свои молнии с меньшей силой, то моравы пожелали для себя бога, по крайней мере, столь же могущественного. Понятное дело, они не желали принять его от франков, а только от Константинополя. И вот из давнего Константинополя они получили такого, какого хотели. Он был не только христианином, но даже знал славянский язык. Причем даже письменный.

Два хитроумных грека, Мефодий с Кириллом, прибыли с ним в Моравию. Как должно было вскоре оказаться, этот поступок имел различные последствия.

Грамотный бог вел себя довольно странно. За то, что он слушал и понимал своих приверженцев, он требовал от них разума и послушания. Хуже всего было то, что если чего ему обещал — вынь да положь. Все обещания и отговорки, с помощью которых можно было выкрутиться у предыдущих божков, здесь никаких шансов не имели. Так что апостолам их язык не сильно то и пригодился. Кирилл предпочел умереть, а Мефодию пришлось из Моравии удирать. Жаловался он у чехов и немцев, а потом дошел до самого Рима. А кроме того, он ведь был прав и, якобы, очень сильно при этом ругался. Злые языки хроникеров уже тогда выискивали основную причину упадка Великой Моравы в том, что она так плохо отнеслась к своим апостолам. Венгры только облизывались, а чехи — на всякий случай — приняли у себя священническую миссию франков, чтобы потом — уже в качестве истинных христиан — иметь возможность захватить Моравию.