Жак-Ив Кусто - Живое море. В мире безмолвия

Один шаловливый юнец пошел назад. Он захотел поближе взглянуть на черное брюхо «Калипсо» и очутился под судном. Вдруг из машинного отделения донесся сигнал тревоги, и почти сразу зазвонил телефон.

— Правый мотор стал, — доложил Робино.

Я поглядел назад. Кильватерная струя «Калипсо» окрасилась кровью. Детеныш попал под наши винты.

— Пускай мотор, Робино, — распорядился я и напряг слух: будет ли вибрация? Нет, ни валы, ни лопасти винтов как будто не пострадали.

Я круто повернул «Калипсо» назад. Маленький кит, фыркая кровью, пошел к стаду; наши бронзовые винты рассекли его кожу и белый жировой слой. Вернувшись в подводную обсерваторию, Маль увидел обтекающий иллюминаторы кровавый след — будто язык пламени за самолетом, подбитым зениткой. Наблюдая сверху, мы насчитали на теле раненого пять параллельных надрезов.

Детеныш присоединился к стаду, и тотчас там началось всеобщее замешательство. Самый крупный кит невероятным усилием плавников на треть своей длины поднялся вертикально над поверхностью воды и смерил взглядом врага, который ранил двоих его сородичей. Затем так же вертикально погрузился, и в следующий миг все стадо исчезло, остался лишь смертельно раненный детеныш.

С китобойной площадки на носу наш капитан метнул гарпун, затем, не выпуская из рук линь, поднялся на палубу и с риском для жизни побежал по левому фальшборту к корме. Малейшая конвульсия животного — и он очутился бы за бортом, где уже собирались акулы.

Выстрелом в голову Дюма добил нашу жертву. С водолазной площадки на подзоре кормы матросы набросили петлю на хвост убитого детеныша, и мы попытались втащить его лебедкой на палубу. Морис Леандри стоял на площадке, и его обдала струя крови — теплой, как наша кровь… Все работали молча. Кит оказался чересчур тяжелым для наших талей, мы только чуть-чуть приподняли его из воды и выключили лебедку. Шестнадцатифутовый детеныш весил около полутора тысяч фунтов.

Снизу над краем кормы высунулась голова Леандри:

— Прямо подо мной бурая акула футов на десять.

Акула неторопливо кружила у самой поверхности. Появилась еще одна, потом сразу две, и вот их уже штук двадцать, каждая длиной не меньше шести футов, а некоторые до двенадцати. К ним присоединилась великолепная тринадцатифутовая синяя акула, с длинным острым рылом, изящным телом и большими холодными глазами.

Откуда они здесь, среди океанских просторов, где пять миль воды под килем? Что их привлекло? Запах крови? Вибрация от движений бьющегося кита? А может быть, они всегда следуют за китами, собирая крохи с их стола и выжидая случая напасть на больного или раненого? Акулы продолжали кружить возле нас. Все-таки похоже, что это постоянные спутники стада. Конечно, опасное для них соседство, но и заманчивое — как-никак пожива. Морские млекопитающие расправляются с акулами, с ходу тараня их; это доказали дельфины в океанариях. Должно быть, поэтому акулы держатся от китов в сторонке и так долго собираются с духом атаковать даже убитого.

Нерешительность акул позволила нам приготовить к спуску «акулоубежище», зарядить съемочные камеры и акваланги. Дюма и Лабан вошли в клетку, и мы опустили их в воду рядом с китом. Спустя некоторое время их заменили Маль и я. Количество акул достигало уже тридцати — сорока, они стали смелее и подходили все ближе. Хотя железные прутья «акулоубежища» расположены достаточно тесно и акуле никак не протиснуться между ними, на душе было тревожно. Клетка висела на тросе, оборвется — поживей выбирайся через дверь, пока клетка не затонула ниже предела работы со сжатым воздухом. И плыви вверх среди акул! А они, как нарочно, вели себя все нахальнее. Здоровенные верзилы подплывали к клетке и тыкались в нее носом. На каждой акуле висело не меньше полудюжины прилипал, преимущественно вдоль нижней челюсти. И очень много было лоцманов. Эти полосатые рыбки так и просились в аквариум, среди кровавых струй они казались совсем не на месте.

Прошло не меньше часа, прежде чем наиболее решительные акулы отважились подойти к киту вплотную — просто так, не пуская в ход зубы. Поначалу и наша клетка вызывала у них опаску. Почувствовав, что вот-вот начнется пиршество, я отворил дверцу, чтобы Малю было удобнее снимать. Разумеется, я был начеку и в случае опасности тотчас захлопнул бы ее.

Хищницы раз сто или двести «погладили» рылом тело убитого кита, прежде чем первая из них осмелилась схватить кусок. Точно отрезали бритвой десять фунтов кожи и жира! Началась оргия, какой до нас не видел ни один человек.

Всего несколько футов отделяло нас от этой сатурналии, и мы великолепно видели, как кусает акула. Считалось, что хищница непременно поворачивается кверху брюхом, чтобы укусить. Но это не всегда так. На глазах у нас они шли прямо на добычу и разевали пасть, изгибая нос вверх под острым углом. Капкан, оскаленный наточенными зубьями, оказывался впереди. Акула впивалась в китовый бок, сжимала челюсти, и все ее тело содрогалось, будто в конвульсиях: хищница действовала зубами, как пилой. Миг — кусок отпилен, акула отплывает прочь, а в боку кита зияет яма с ровным краем. Страшное зрелище… И отвратительное.

Мы дали хищницам насытиться китовым жиром и мясом и захотели проверить, нельзя ли теперь заснять среди них подводного пловца? Фалько и Маль вооружились кинокамерой и спустились в клетке. Пиршество, по сути дела, кончилось, и заметно пополневшие акулы двигались совсем вяло. Футах в тридцати от клетки неподвижно застыла двенадцатифутовая хищница. Решив, что она дремлет, Фалько отворил дверцу и выплыл наружу. Маль встал у выхода, приготовившись снимать. Фалько шел прямо к акульей морде. Глаза хищницы следили за ним. В шести футах от акулы Фалько молниеносно оглянулся назад: почему не стрекочет камера? Маль жестом показал, что заело ленту. Акула двинулась к Фалько. Он метнулся в клетку. Маль захлопнул дверцу, акулья морда с ходу уткнулась в прутья. Да, как ни наелись акулы, подводному пловцу лучше не связываться с такими разбойницами…

Калипсяне наблюдали с палубы, как шло уничтожение кита, и в них пробудилась столь естественная для моряков ненависть к акулам. Едва кончились съемки, команда забегала, вооружаясь для схватки. Все годилось: ломы, топорики, остроги, тунцовые багры. Вот матросы уже на водолазной платформе, бьют, рубят, цепляют баграми… Извивающиеся акулы как по конвейеру сыпались на палубу, где их добивали.

— Смерть синей! — вскричал Дельма и вытащил ее из воды.

Дюма бросился на убитую и выпотрошенную акулу и отрубил ей голову: ему нужны были ее челюсти. Тушу он выбросил за борт, и обезглавленная рыбина поплыла прочь!