Жак-Ив Кусто - Живое море. В мире безмолвия

Мы погрелись у костра, поужинали и легли спать на подстилке из шуршащих пальмовых листьев. Песчаный бугор и три пальмы — на таких островках художники-юмористы любят помещать жертвы кораблекрушений…

Утром, как только лагуну заполнила зеленая вода, мы через внутреннее море пошли обратно к «Калипсо».

Полчища морских черепах со всех концов экваториальной части Индийского океана плывут на Альдабру, чтобы отложить яйца в здешних дюнах. Лучшим на острове охотником на черепах был подвижный, атлетически сложенный негр Мишель. Он не раз выходил на своей долбленке в открытое море.

Вместе с Мишелем и его товарищем отправился на промысел один из членов нашей команды. Оружием Мишеля было гарпунное древко со стальным зубцом, к которому был прикреплен линь. Охотник вонзал это копье в панцирь, древко отделялось, и черепаха оказывалась на поводке. Вдвоем с товарищем Мишель выбирал линь и втаскивал добычу весом около трехсот фунтов в лодку, где рыбаки переворачивали черепаху на спину.

Поймав четырех черепах, они повели сильно перегруженную лодчонку обратно. Лучи вечернего солнца переливались на желтых пластинах брюшного панциря; из глаз жертв сочились крупные вязкие слезы. Скользнув через риф, долбленка по обмелевшей лагуне подошла к берегу. Две черепахи были тут же убиты, двух других поместили в небольшую заводь, где томилось в неволе два десятка их родичей. Приливно-отливное течение легко проходило сквозь ограду из расщепленного бамбука, освежая воду в садке.

Воздав должное гуляшу из черепахи с сельдереем, наши гурманы Дельма, Бесс и Даген спросили Анжелину, что же будет с пленницами.

— О, мсье, — ответила стряпуха, — они ждут судна, которое раз в год приходит сюда с Маэ. Там черепахи превратятся в консервированный суп. Его отправляют в банках прямо в Лондон. Только сама королева да мэр Лондона, Дик Уиттингтон, видят этот суп на своем столе.

«Губер» внес небольшую поправку в эту легенду.

— Иногда наш черепаховый суп подают на приемах, которые устраивает лорд-мэр Лондона, — сообщил он.

Нашим ребятам понравилось кататься верхом на черепахах. Они быстро усвоили, что лучше подкрадываться сзади: у морской черепахи грозный клюв. Утвердившись в «седле» и держась за передний край панциря, можно было рассчитывать на увлекательную, но, увы, чересчур короткую прогулку. Черепаха просто-напросто опускалась на дно и неподвижно лежала, пока всадник не оставлял ее в покое.

Один молодой научный сотрудник пренебрег советом остерегаться черепашьих клювов и отважно нырнул в садок. В следующий миг мы услышали громкий вопль, и храбрец стрелой перемахнул через бамбуковую ограду. По бедру его текла кровь.

На Альдабре нам очень пригодились наши электрические подводные скутеры. Эти тягачи аквалангистов, напоминающие тупорылые торпеды, работают от двадцатичетырехвольтовых батарей, которые питают мотор мощностью в одну лошадиную силу и обеспечивают на два часа тягу в двадцать восемь фунтов. Балласт рассчитан так, чтобы отрицательная плавучесть скутера под водой равнялась двум фунтам.

Ныряльщик держится за две ручки в задней части тягача; в правой ручке находится единственный рычаг управления — комбинированный стартер и акселератор, включаемый нажатием пальцев. Для лучшей обтекаемости и чтобы струя не била ныряльщику в маску винт помещен в нижней части скутера. Если надо изменить направление, достаточно изогнуть тело или повернуть ласты; подводные крылья и рули не нужны. На одном скутере мы в носовой части установили 35-миллиметровую кинокамеру, а спуск ее вывели на левую ручку.

Наши «торпеды» развивали скорость около трех узлов. Под водой это не так уж мало, напротив, ныряльщику такая скорость кажется большой. Но быстрота движения — не единственное преимущество электротягача. Всего важнее для ныряльщика увеличение радиуса действия и экономия сил, благодаря которой и воздуха хватает на большее время. Однако по-прежнему работа аквалангиста подчинена таблицам для погружения со сжатым воздухом. Сколько бы воздуха ни оставалось в баллонах, как только достигнут предел времени и глубины, нужно подниматься.

Мы поочередно уходили под воду со скутерами, наслаждаясь скачками на электрических рысаках, которые легко скользили во всех трех измерениях. Бреющим полетом проносились над самым дном, мчались под зонтами кораллов, пронизывали извилистые проходы, вторгались в темные тоннели. Вонзались в завесы золотых рыб, которые тотчас словно таяли в воде. Выслеживали груперов и гонялись за ними. С «электрической рыбой» в руках мы сами чувствовали себя сильными и стремительными хищниками.

Приметишь что-нибудь особенно занимательное, отпускай скутер — он плавно ляжет на дно — и подплывай ближе. Нагляделся — «Привет!», берись за ручки и мчись дальше. Рыбки встречали скутер совсем иначе, чем обыкновенного аквалангиста. Они спешили уйти в укрытие, и казалось, пышно цветущий риф сжимается на глазах.

Поднявшись на поверхность после аквабатических трюков со скутером, мы еще долго слышали гул в ушах. Быстрая смена давления влияла на евстахиевы трубы и, вероятно, на кровообращение. Но когда снова наступает твоя очередь, ты мгновенно забываешь про все неприятные ощущения. Кто, откупоривая бутылку доброго вина, вспоминает последнее похмелье?

Приметив среди рифов морских черепах, наши ребята вызывали их на состязание. Правда, — эти природные гребные суда могли поворачивать и стартовать так резко, что за ними никак не поспеть, но Дюма, Фалько и Дельма ухитрялись и здесь оседлать черепах. Незаметно подкрадутся, ухватятся за панцирь — и вот уже плывут наперегонки со скутером. Фалько наловчился даже управлять черепахами. Но они дышат легкими, поэтому игра довольно быстро заканчивалась тем, что пленница почти вертикально устремлялась вверх. Несколько раз Фалько ехал на черепахе до самой поверхности, потом отказался от этого удовольствия: очень уж больно ушам.

Из четырех артерий альдабрской лагуны наиболее энергично перекачивал воду пролив Джонни — тесная, глубокая, извилистая расщелина длиной около пятисот ярдов. Скорость приливно-отливных течений, несущих жизнь рифу и пелагическим организмам, достигала здесь пятнадцати узлов. У «ворот» в ожидании прилива собираются тысячи рыб. По сути дела, пролив Джонни представляет собой двойной риф, и его стены, разделенные расстоянием от шести до десяти футов, — это подлинные коралловые «клумбы». Увидев сверкающие мириады рыб, вливающихся в лагуну, мы с Фалько решили присоединиться к ним. Попросили рулевого проследить за нами с катера на всем пути; я взял фотоаппарат, Фалько — акулью дубинку, и вот мы уже скользим под водой, наслаждаясь скоростью. Никаких усилий, поток работает за нас! Обычно аквалангист, чтобы не перегружать легкие и ноги, ползет со скоростью не больше одного узла. Здесь наша скорость многократно возросла. Мимо проносились великолепные кораллы, от которых при таком стремительном движении лучше держаться подальше. Вместе с нами, застыв в самых неожиданных положениях, живым потоком скользили рыбы. А как захватывало дух на подводных перекатах! Слегка ошалев, словно закружившись на роликовых коньках, мчались мы прямо на коралловую стену, и столкновение казалось неотвратимым. В широкой излучине мы попали в плавный водоворот и задержались в нем, чтобы посмотреть на рыб. Из грота напротив появился большой групер. Борясь с потоком, он пошел было к нам, но повернул обратно: видимо, мы показались ему слишком крупной закуской. Против течения с изумительной легкостью скользила тринадцатифутовая синяя акула. Для нее пролив Джонни был бесподобным пастбищем: пища сама плыла в разинутую пасть хищницы!