Игорь Зотиков - 460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции

Благотворная роль Антарктического договора для прогрессивного развития ряда областей современного международного права более чем очевидна.

В этом плане нельзя не согласиться с рекомендациями XI-го Консультативного совещания (Буэнос-Айрес, 1981), участники которого отметили, что «система Договора об Антарктике оказалась эффективной для поддержания международного согласия в развитии целей и принципов Устава ООН, в том числе запрещения любых мер военного характера, обеспечения защиты антарктической среды, в содействии научных исследований в Антарктике на благо всего человечества».

Правда, с тех пор положение в мире изменилось, обстановка стала взрывоопасной. Силы милитаризма и агрессии, стремясь превратить не только космос, но и Антарктику, не говоря уже об остальных частях земли, в арену термоядерной войны, активизировали свою чрезвычайно опасную для будущего человечества деятельность.

В этих условиях значение Договора об Антарктике особенно увеличивается. Положения договора, запрещающие проведение в Антарктике любых мероприятий военного характера, включая производство ядерных взрывов, позволяют поставить надёжный заслон на пути распространения на этот регион гонки вооружений и включения его в сферу военно-стратегических интересов империалистических государств.

Всех людей доброй воли не могут не вдохновлять важнейшие решения ООН, принятые в декабре 1983 г. на XXXVIII сессии Генеральной Ассамблеи по вопросам осуждения угрозы ядерной войны, замораживания ядерных арсеналов, запрещения войны в космическом пространстве и недопущения военных действий из космоса в отношении земли.

Все эти решения, принятые подавляющим большинством государств-членов ООН, несомненно, в определённой мере опирались на прецедент Антарктического договора и созданной на его основе системы.

Советский Союз выступает за всемерное укрепление Договора об Антарктике, оценивая его как чрезвычайно важный международный документ, направленный на поддержание мира и безопасности на всей планете.

Г. П. Задорожный, профессор международного права

Жены тех, кто ездит в Антарктиду, не любят её. Она отнимает у них мужей слишком надолго. И всё-таки, когда мы, полярники, собираемся вместе и первый тост предлагаем за Прекрасную Антарктиду наши жены присоединяются к нему. Ведь холодная их соперница была не только разлучницей, она многое и дала их мужьям. Они чувствуют это по блеску, которым загораются глаза мужчин при воспоминании об Антарктиде.

Эта книга о двух зимовках на шестом континенте. Как я первый раз попал в Антарктиду? Вы узнаете об этом из книги. В ту первую свою экспедицию я вёл дневник. Когда вернулся, уже много книг об Антарктике было написано, поэтому я забросил свои тетрадки на полку. Казалось, всё, что там записано, слишком лично и не будет интересно другим. Прошло с тех пор много лет. За это время я шесть раз побывал в Антарктиде, провёл там более тысячи дней. И понял: те записи, что были сделаны очень давно, стоят того, чтобы представить их на суд читателю. Ведь по ним можно проследить, как изменялся человек в процессе зимовки, как менялось его отношение ко многому. Можно понять, из скольких мелочей складывается главное, как менялось само представление о том, что же главное. И хотя для моего сегодняшнего "я" многое из того, что записано, кажется наивным, в то же время мой опыт говорит: да, всё, что там написано, правда, и правда не одного человека, а и многих из тех, кто также впервые, полный романтики, приезжает зимовать.

Читая свои старые записи, я с удивлением слежу за ходом мыслей незнакомого мне человека, постепенно понимающего, что он попал в компанию людей, которые вместе должны пройти всю предназначенную им дорогу, об истинном характере которой они не имели понятия. То, что казалось им дома страшным, на деле не стоило упоминания. То, о чём они у себя дома даже не думали, оказалось действительно тяжёлым. И человек, который писал дневник, менялся незаметно для себя. Последние страницы написаны уже совсем другим. Лучшим? Худшим? Не знаю. Просто человеком, который провёл много времени в Антарктиде и не жалеет, что он это сделал.

За прошедшие годы многое изменилось и на антарктических станциях. Когда-то засыпанная выше крыш снегом советская южнополярная станция Мирный, о которой в основном идёт речь в первой части книги, полностью перестроена. Появились новые, прекрасные, благоустроенные дома, сделанные так, что их уже не засыпает снег пурги. Появились новые, более надёжные тягачи и снегоходы, более совершенные самолёты и научные приборы. Теперь уже наши полярники могут разговаривать со своими родными на Большой земле по радиотелефону; воздушный мост связывает новую столицу Антарктиды — станцию Молодёжная с Москвой и Ленинградом.

И всё-таки, как это ни удивительно, мои наблюдения говорят о том, что для тех, кто проводит зимовку в новых домиках и водит новые тягачи, мало что изменилось в Антарктиде. Ведь море осталось тем же, Ледяной континент, перед которым человек — «слеза на реснице», остался тот же, мужское братство — то же, полярная ночь зимовок — та же. А новые дома, тягачи, самолёты и осциллографы — это лишь изменившаяся декорация этих главных элементов, создающих неповторимый психологический экзамен или, скорее, школу, которая называется зимовкой в Антарктиде.

— Погоды не бу-удет… Погоды не бу-удет… — тоскливо, как бы про себя, повторял огромный, широкий в плечах человек в толстой тёмной засаленной куртке и светлых собачьих унтах. Сгорбившись, ни на кого не глядя, он ходил взад и вперёд по маленькой площадке, покрытой свежевыпавшим снегом.

Рядом с двухмоторным самолётом Ли-2 в это раннее утро собрался экипаж, люди в таких же куртках с поднятыми остроконечными капюшонами, тоже в унтах. Они знали своего командира и поэтому, не обращая внимания на его слова, продолжали готовить самолёт.

— Тише, ребята. Слон думает, — негромко сказал один из них.

«Слоном» в авиационных кругах звали за внушительную комплекцию и невозмутимое спокойствие, которое он сохранял даже в сложных лётных ситуациях, командира авиационного отряда экспедиции известного полярного лётчика Героя Социалистического Труда Бориса Семёновича Осипова.

Борис Семёнович действительно думал. Надо было лететь на купол, то есть в центральную часть огромной,