Ринат Валиулин - Португалия

К 1994 году, когда Лиссабон был объявлен культурной столицей Европы и когда я впервые в жизни приехал туда в качестве корреспондента радиостанции «Эхо Москвы», государство серьезно задумалось о преображении облика столицы и пригородов и об освобождении их от ветхого жилья и расплодившегося «самостроя», который к тому времени стал вовсе не редким явлением. В 1993 году здесь была принята национальная Программа по переселению, целью которой и стало строительство достойного жилья для жителей фактических трущоб, выросших вокруг двух португальских столиц. За пару лет глубокой исследовательской работы было зарегистрировано около 50 тысяч семей, подпадающих под данную программу. На сегодня она выполнена почти на 90 процентов, что совсем не означает, что сам процесс проходил и проходит гладко и без проблем: правом на так называемое социальное жилье все это время обладали лишь те жители, кто попал в реестр с началом кампании. Те же, кто поселился в этих пригородах позже, не с начала их заселения, но почти так же давно, и имел даже родившихся здесь внуков, получали новые квартиры отнюдь не просто: от них требовались всякие документы, подтверждающие их право на переселение, и т. д.; в ходе переселения не всегда учитывалась потенциальная динамика развития семьи, когда в одну трехкомнатную квартиру могли поселить сразу нескольких взрослых родственников, не учитывая того, что каждый из них готов завести детей и зажить самостоятельной жизнью. О сломе старого жилья жители предупреждались заранее, но, как всегда это бывает, люди либо не хотели ехать в предложенный район, либо претендовали на лучшие условия. С «самостроем» власти обращались и вовсе бесцеремонно, жестко, с привлечением полиции, выбрасыванием мебели и личных вещей на улицу. Местными административными органами, муниципалитетами, на которые пришлась основная часть бремени по сносу и переселению, помимо предоставления бесплатного социального жилья предлагались и другие, альтернативные способы улучшения условий проживания. Среди них была, например, форма частичной аренды жилья, когда определенный ее процент оплачивался городской администрацией.

Столичные власти сегодня обещают, что в ближайшем будущем по-прежнему довольно мрачные и неприветливые лиссабонские пригороды, как, например, район имени 6 мая в округе Амадора, где периодически проходят полицейские рейды против местного криминалитета, а также ряд других неблагополучных районов будут, наконец, полностью расселены и перестроены.

Насколько меня не восхищают настенные надписи и рисунки в европейских городах, настолько радуют они в Москве и других российских городах – мне кажется, что это как подпись под архитектурным документом эпохи: «одобряю», «принимаю». Понятно, что надписи такого рода могут быть нелицеприятными, содержать политический контекст и попросту быть оскорбительными.

С нелегальными граффити, усовершенствованной разновидностью наскальной живописи, по которым далекие потомки, наверное, столь же внимательно будут изучать сегодняшнее время, в Португалии борются единственным способом – лицензированием этого вида творческой деятельности. Согласно закону от августа 2013 года теперь любой, кто захочет разрисовать стену, повесить на нее плакат с призывом, обращением или политической агитацией, должен будет получить соответствующее разрешение в местном муниципалитете. В заявке надо будет изложить суть художественного или социального проекта и приложить к нему письменное разрешение владельца здания. Тот, кто будет пойман за попыткой «изменить характер поверхности, в том числе испортить или испачкать движимое или недвижимое имущество, должен будет в зависимости от серьезности ущерба и повреждений заплатить штраф от 100 до 25 тысяч евро.

Один из известных художников стрит-арта, который подписывается как Nomen, чьи работы (в основном портреты политиков) наиболее известны в столице и размещаются на большом участке стены в районе Камполиде недалеко от аэропорта, сказал в интервью, что он никогда не просит разрешения разрисовать стену, только если речь идет о частном заказе. «Камполидская стена», которую еще с середины 1990-х годов облюбовали не только лиссабонские граффити-райтеры, как объект собственности почти уникальна, поскольку последние двадцать лет муниципалитет и владелец данной собственности находятся в состоянии судебной тяжбы, и все это время она, по сути, никому не принадлежит. Отсутствие жалоб местных жителей и исключительно высокое качество здешних граффити уже давно привели к тому, что полиция и власти закрыли глаза на эту галерею уличного искусства.

В Португалии хорошо понимают, что поддержка малоимущих очень тесно связана с образом жизни общества в целом и в значительной степени – с процессом потребления этим обществом материальных благ, в первую очередь продуктов питания. И здесь ситуация выглядит отнюдь не благополучно: подсчитано, что на отрезке пути между условными «полем и тарелкой» португальцы каждый год теряют примерно миллион тонн еды. Четверть этого объема исчезает, а точнее, выбрасывается на последней фазе процесса, то есть на «финишной прямой», связывающей магазин и конечного потребителя. Чтобы было уже совсем наглядно, приведу еще одну цифру: каждый житель страны в год разбазаривает таким образом около ста килограммов еды! Добавлю к этому, что пример этот необычайно заразителен: живя в Португалии, я не раз ловил себя на том, что не доедаю вчерашнюю еду и уж тем более не посмею предложить гостям замороженную накануне и размороженную сегодня рыбу: для них это будет почти оскорблением.

Имея почти исключительные условия для развития земледелия, а именно практическое отсутствие зимы, португальцы (позволим себе этот каламбур) живут в самых что ни на есть «тепличных условиях»: за долгую историю страны, особенно в средние века, здесь случались эпидемии, но при этом никогда не было массового голода и опустошительных войн. Бабушки, помнящие тяжелые времена, здесь не учат своих внуков собирать крошки со стола и не хранят по привычке запасы гречки «на черный день» (скорее, риса, поскольку гречка здесь довольно редкий продукт, почти дефицит). Хорошо это или плохо, но у португальцев принято выбрасывать то, что не съедено за обедом или ужином, потому что считается, что завтра эта еда будет уже не того качества и свежести. Никакая уважающая себя хозяйка не предложит мужу на обед вчерашнюю котлету; «с уп из концентратов , антрекоты, компот консервированный», как говорилось в популярном советском фильме. Это не про них.